Миша заметил, что после первого же посещения Сперанского бабушка приободрилась. Она не то чтобы повеселела, нет, — к сожалению, бабушка никогда не бывала веселой, она никогда не смеялась, только улыбалась иногда, желая показать, что она довольна обществом своего собеседника.
Прежде всего надо было довести до сведения Юрия Петровича истинное положение дел, поставить его в известность, каково состояние сына его, естественным опекуном которого он является.
Для этого Арсеньева получила необходимый ей документ.
В мае 1817 года она перевела на имя внука ту часть крестьян, которые считались принадлежащими Марии Михайловне. Вместо богатого приданого Мария Михайловна имела только шестнадцать душ крестьян без земли, а богатое поместье, которое она со временем могла получить от своей матери Арсеньевой, оказывается, было полной собственностью Арсеньевой, и она вольна была дарить его кому ей вздумается.
Документ этот Арсеньева довела до сведения Юрия Петровича. Он тут же ответил, что не в деньгах счастье, и заявил, что отказывается от имения, а сына желает взять к себе и его воспитывать.
Свидание было бурным и тяжелым, но Арсеньева не сдавалась. Она сначала доказывала, что Юрий Петрович не только ничего не выиграет, когда возьмет к себе сына, но будет причиной ее смерти, тем более что здоровье ее уже подорвано.
Что проку ей жить одинокой? Но Юрий Петрович не соглашался.
Наконец Арсеньева пригрозила лишить своего внука наследства, ежели его возьмет к себе отец.
17 июня 1817 года пензенский предводитель дворянства, муж сестры Арсеньевой, Натальи Алексеевны, и пензенский губернатор Михаил Михайлович Сперанский «руку приложили» под завещанием Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, которое было составлено три дня назад. Этим завещанием Арсеньева решительно разлучала отца с сыном до его совершеннолетия.
Завещание оканчивалось такими словами:
«…Если же отец внука моего истребовает, чем, не скрывая чувств моих, нанесет мне величайшее оскорбление, то я, Арсеньева, все ныне завещанное мною движимое и недвижимое имение предоставляю по смерти моей уже не ему, внуку моему, Михайле Юрьевичу Лермантову, но в род Столыпиных, и тем самым отдаляю означенного внука моего от всякого участия в остающемся после смерти моей имении».
Когда Юрий Петрович узнал об этом завещании, он покорился, не пожелал спорить с властной, влиятельной и богатой тещей, которую неизменно защищал губернатор. Все знали, что недаром Сперанский расписался свидетелем на завещании Арсеньевой. Поговаривали, что ежели губернатор принял участие в этом деле, то Юрию Петровичу несдобровать, уж пусть лучше он не настаивает на своих правах. Друзья советовали ему подать прошение на высочайшее имя, чтобы выиграть это дело, но Юрий Петрович не сделал этого сразу, а потом постепенно от мысли своей отстал.