— Как ты правильно подметил! — восхитилась Дирлин. — Понимаешь, Радужного нельзя назвать драконом.
— Почему?
— Ну, вот у вас людей есть боги. И многие из них внешне похожи на людей и, порой, подвластны человеческим страстям и желаниям, так?
— Так.
— Но от этого они не становятся людьми.
— Значит, Радужный Дракон — ваш бог?
— Нет. Не совсем. У нашего племени нет богов…
— Зато есть Драконий Лекарь, — перебил её шут, хитро прищурившись, глядя в желтые глаза Ставраса.
— Ты заблуждаешься, — нарушила их переглядывание Дирлин. — Драконий Лекарь — он лекарь и есть. А Радужный он… нечто иное, чем человекообразное существо.
— Ну, спасибо, дорогая, — фыркнул Ставрас. — Обласкала.
— Значит, лекарь и Радужный не одно лицо? — не унимался шут.
— Ну, как они могут быть одним лицом?! — воскликнула Дирлин и от переизбытка чувств даже села на задние лапы.
— Понятно, — погрустнел шут, который уж было начал думать, что все-таки нашел разгадку Драконьего Лекаря.
— Раз ты выяснил то, что хотел, — нарушил его тяжкие раздумья Ставрас, — может быть, приступим?
— Да, конечно, — встрепенулся все еще задумчивый Шельм и подошел к Дирлин вплотную.
Опустился перед ней на колени, удобно расположившись между мощных передних лап. Дракониха медленно снова легла на траву. Шут протянул руки, упираясь в бронзовую грудь, закрыл глаза и прислонился к чешуе дракона лбом. Магический покров Дирлин, действительно, был довольно сильно потрепан. Шельм сосредоточился и начал перекачивать живительную силу, не обращая внимания на манипуляции Ставраса, занятого порванным крылом
Когда они закончили, Дирлин сразу же превратилась в человека. Юную девушку лет семнадцати-восемнадцати, с медно-рыжими косами и большими зелеными глазами. Очень хорошенькую, надо признать.
Но вымотанному до предела шуту было не до ее привлекательности. Зато девушка явно не собиралась мириться с таким пренебрежением к своей персоне с его стороны. Посмотрела в глубоко запавшие бирюзовые глаза парня и, недолго думая, кинулась ему на шею. Шельм опешил, инстинктивно шарахнулся в сторону и отвернулся, подставляя щеку вместо губ, когда Дирлин попыталась поцеловать его, вроде как в благодарность.
Ставрас, встретившись с полными муки глазами шута, вопросительно изогнул бровь, прочитав в них почти паническое: "Отцепи её от меня!"
— Я тебе совсем не нравлюсь, да? — взмахнув пушистыми ресницами, опечалилась девушка, но из цепких лапок шута не выпустила.
— Как можно, дорогая, — сладким голосочком пропел немного пришедший в себя шут и даже чмокнул её в аккуратный носик. — Но, прости, мое сердце принадлежит другому.