— Ты что, застыл? — шепнул ему Ставрас, утягивая за собой из комнаты.
— Просто задумался, — повинился Шельм. — Смог бы я всю жизнь жить на чемоданах?
— Хм… знаешь, я бы точно не смог.
— Поэтому прочно обосновался в столице?
— Не совсем. Но поэтому тоже.
Город встретил их тишиной и запустением, что само по себе было странно. Цыгане так же считались ночным народом, поэтому Шельм, впрочем, как и Ставрас, ожидали увидеть несколько иную картину цыганской ночи. Шут поежился. От лекаря это не укрылось.
— Что-нибудь чувствуешь?
— Пока лишь то, что как-то неестественно тихо.
— Ты прав. Идем, — бросил Ставрас и пошел в сторону выхода с подворья цыгана, ставшего для них проводником по дороге снов.
— Ставрас, — легко подстраиваясь под его шаг, полушепотом осведомился Шельм, — а это нормально, что я чувствую себя материальным?
— Конечно, а в чем дело?
— И не ощущаю, что сплю.
— Шельм, считай, мы просто прошли через необычный портал, чтобы проникнуть в город незамеченными.
— То есть, мы переместились вместе с телами?
— Конечно. Причем, начиная с Вересковой пустоши. А во сне того цыгана мы оказались лишь затем, чтобы дождаться, когда за нами последуют наши тела. Теперь понятно?
— Более чем, — отозвался Шельм и мгновенно извлек из магического кулона свой необычный меч, закрепив ножны с ним за спиной.
Ставрас последовал его примеру, но на этот раз вместо двуручного меча в его руках материализовались два парных клинка, которые он тоже убрал за спину.
Шельм восхищенно присвистнул.
— Что же ты со мной не на них спарринговался?
— Пощадил твое самолюбие.
— Зря.
— Теперь знаю.
— Значит, как-нибудь…
— В следующий раз, — отрезал лекарь.
— Да, иду я, иду, — проворчал шут.
— Вот и не отставай. Не нравится мне это сонное царство.
— Ни тебе одному. Кстати, я слышал, что все баро равноправны. Где будем искать паршивую овцу?
— Начнем с баронессы.
— Почему с неё?
— Хочу точно знать, есть ли, куда возвращаться нашим девочкам.
— Она её дочь?
— Да.
— Это радует.
— Чем же?
— Ну, Дабен-Дабен окончательно и бесповоротно обосновался в Драконьей Стране на вечное поселение, лишь после того как Палтус Первый благословил брак одного из баро и своей старшей дочери. Так что, если Веровек сватов засылать надумает, мезальянсом это точно не назовут, скорее, уже традицией.
— Думаешь, у него к ней может возникнуть что-то серьезное? Не рановато ли сватов вспоминать?
— Думаю, она быстро подтолкнет его к простой мысли, что все серьезно и еще как.
— Зачем бы ей это? Кстати, Веровек своего настоящего имени ей не сказал, назвавшись просто Веком.
— Молодец, братец, соображает. То-то я думаю, чего он весь вечер на меня косился? Оказывается, боялся, что сболтну чего лишнего.