— Ты! — возмущенно выдохнул шут, одним прыжком вставая на ноги и поворачиваясь к нему.
Ставрас расхохотался. Шельм прищурился и сладенько протянул:
— Милый, а дай я тебя поцалую!
— Да, не вопрос, — отсмеявшись, весело согласился лекарь, но встретив решимость в глазах шута, напомнил: — Только ты имей в виду, что этот поцелуй считаться не будет.
— Почему это?
— Потому что ты обещал поцеловать меня, так сказать, публично, чтобы развеять сомнения нашего с тобой королевича.
— Когда это я такое обещал?!
— Когда винился в том, что драконов со зверьми сравнил.
— Но…
— И не надо делать вид, что не помнишь. Я же вижу, что ты ничего не забыл.
— Это не честно! Я маленький, наивный, белый и пушистый, а ты издеваешься!
— Ну, что ты, я в твоей пушистости не сомневаюсь, просто, как лекарь, авторитетно заявляю, что ты безусловно таким и был, пока не заболел.
— Заболел? — растерянно моргнул шут.
— Конечно. Чем, как не болезнью объяснить, что теперь ты зелененький и склизкий?
— Интересно, и кто после этого из нас шут?
— Не беспокойся, я согласен на пальму первенства только между нами.
— Ну да, конечно. А с остальными отдуваться, значит, мне?
— А ты думал в сказку попал?
— Был бы в сказке, — напустив на себя притворную печаль, выдал шут, — ты бы надо мной надругался.
— Чего? — все благостное настроение Ставраса как рукой сняло. Лекарь нахмурился.
— Ну, как же, — шагнув к нему и ковыряя пальчиком кожу темно-коричневой лекарской куртки на плече, отозвался шут, не глядя ему в глаза. — Ведь в сказках драконы девиц крадут и держат в своих пещерах, полных сказочных богатств. Вот я и думаю, на что им эти дурынды, как не для того самого.
— Ты не принцесса, — задумчиво обронил Ставрас и неожиданно обхватил руками за талию, привлекая к себе. — Но я готов подумать, насчет того самого.
— Правда? — глаза шута засияли восторгом, но лекарь прекрасно знал, как искусно Шельм умеет играть собственными чувствами.
— Нет, дорогой, — опечалился он. — Староват я для того самого, годы уже не те… Совсем опустился, самому не верится, — старчески заохал он.
И только и успел заметить, как в бирюзовых глазах напротив заплясали задорные искорки. Шельм дотянулся губами до его уха и тоном томной красавицы прошептал:
— А если я буду очень стараться, поднимется?
— Будешь паясничать, рискуешь проверить, — строго бросил Ставрас, устав от словесных баталий. И шагнул в бездну, разверзшуюся у него за спиной, утягивая за собой не успевшего ничего понять Шельма.
— Вот так всегда, — прокомментировал шут, с трудом удержавшись на ногах, вцепившись в предплечья все еще обнимающего его лекаря, и обозревая комнату, в которой они оказались в окружении целой толпы цыган, среди которых мелькнуло и лицо Веровека, стоящего рядом с Роксоланой. — Только настроишься на непристойности, а тут такая подстава. Ты меня совсем не любишь, дорогой, — и трагически вздохнул, да так, что у большинства присутствующих на щеках появился румянец.