— Чер-рр-рт знает что, — произнес он, слегка грассируя. На этот раз все нотные знаки выстроились в одну линию, причем каждая нота была с флажком. Что ж, лично он не против, чтобы эти ноты хоть всю ночь напролет порхали. Но только не здесь, где любой мог подойти к нему и потребовать объяснений. Нет, он должен уединиться, причем в таком месте, где можно спокойно прислушиваться к своим мыслям. Здесь, на вечеринке, все равно что возле водопада. Как тут думать под такой грохот? Нет, нужно найти тихую заводь. Где разве что радио играет. Он вдруг подумал, что под музыку ему думалось бы легче. А думать было о чем. Много накопилось.
Он заметил, что люди уже начали поглядывать в его сторону. Должно быть, Мэри проболталась. Ах, я так обеспокоена. Барт наглотался мескалина. Наверняка они теперь все об этом шушукаются. Притворяются, что танцуют, пьют и беззаботно болтают, а на самом деле следят за ним и шепчутся. Он это сразу понял. Вернее, так — ср-р-разу.
Мимо него, пошатываясь, брел незнакомый мужчина со здоровенным стаканом в руке. Он схватил его за пиджак и хрипло зашептал:
— Что они говорят про меня?
Незнакомец ядовито улыбнулся ему в лицо, обдав его волной перегара.
— Я это запишу, — пробормотал он и пошел дальше.
Наконец (он и сам не мог судить, сколько времени спустя) он добрался до кабинета Уолтера Хамнера. Прикрыл за собой дверь и вздохнул с облегчением — шум вечеринки сюда почти не доносился. Он был уже порядком напуган. Таблетка не только действовала по-прежнему, но эффект от ее воздействия с каждой минутой усиливался. Ему показалось, что гостиную он пересек, не успев и глазом моргнуть, в мгновение ока миновал спальню, а уж прихожая и вовсе промелькнула незамеченная. Цепь нормального бытия распалась на отдельные звенья, каждое из которых существовало словно само по себе. Время тоже распалось. От его ощущения времени не осталось и следа. А вдруг оно так и не восстановится? Вдруг он навсегда останется таким? Ему пришло в голову, что не мешало бы заснуть и проспаться, но он не был уверен, что сумеет. Да и потом, кто знает, какие кошмары могут привидеться ему во сне? И черт его дернул принять эту таблетку! Разве можно сравнить это состояние с обычным опьянением или похмельем? Тогда всегда остается хоть какой-то дежурный уголок, недоступный действию алкоголя. А теперь? Теперь он весь во власти этого чудовищного дурмана.
Здесь, в кабинете, ему было лучше. Может, он сумеет взять себя в руки и прийти в чувство? Но даже в крайнем случае, если совсем вырубится…
— Приветик!
Он испуганно подпрыгнул и посмотрел в угол. Там на стуле с высокой спинкой сидел у книжного шкафа какой-то незнакомый мужчина. На коленях он держал раскрытую книгу. А мужчина ли это? В кабинете горела только настольная лампа, стоявшая на журнальном столике слева от незнакомца. Его лицо почти целиком находилось в тени, глаза напоминали черные впадины, а щеки были изборождены глубокими язвительными морщинами. На мгновение ему почудилось, что перед ним сидит сам Сатана. Однако в следующий миг незнакомец встал, и он с облегчением убедился, что это обычный человек. Довольно высокий, лет шестидесяти, с голубыми глазами и перебитым носом. Странно, но ни в руке мужчины, ни поблизости не было стакана или рюмки с выпивкой.