Только Гринберг вошел в кабинет штурмфюрера — сразу понял, что не ошибся: листовки лежат на столе.
Кивнул Силлер на пачку листовок:
— Ваша работа?
— Виноват! — хрипит Гринберг. — Шел докладывать, а вы сами вызвали.
— Значит, виноваты и хотите сознаться. Слушаю! — Силлер с издевкой разглядывает стоящего навытяжку Гринберга.
Мгновенно белье пропиталось потом, в животе возникла ужасная резь. В чем обвиняет штурмфюрер? Наверное, о листовках узнали в гестапо, решил все списать на него. Знает эти полицейские штучки, сам…
— Герр штурмфюрер, ищем преступников, уже напали на след.
— И это все? — хохочет штурмфюрер.
— Я стараюсь…
— Стараетесь! — зло обрывает Силлер. — Да за эти листовки вас и всю вашу вшивую команду мало повесить. Куда смотрите, чем занимаетесь?
— Прошу три дня…
— ри дня, ишь чего захотел! Где же ваш «след»?
Как ответить? Только не молчать: это смерть, и докладывать нечего. Как это нечего? Ведь речь идет о собственной шкуре. Надо подсунуть кого-нибудь из задержанных, а там видно будет.
— Герр штурмфюрер, лично задержал Хаима Шмуклера при расклейке листовок.
— И вы молчали? — сверлит Силлер недоверчивым взглядом. — Значит, напали на след большевистской банды?!
— Шмуклер пока не дает показаний, нахально отрицает причастность к листовкам. И такой доходяга, что тронуть опасно.
— Молодец! — Силлер зло кривит губы. — Этакой падалью решили отчитаться за свои грехи. Не выйдет!
Посерел Гринберг, бьет дрожь, прощается с жизнью. Все было ясно, когда Ландесберга… Чего ждал? Почему не бежал?
Встал из-за стола Силлер, подошел к Гринбергу, удовлетворенно разглядывает:
— Хочу, Гринберг, предоставить последний шанс. Справитесь — будем дальше работать, у вас же раньше получалось неплохо. И сейчас должно получиться: эта самая листовка поможет. Явитесь с нею в рава-русское гетто, не в своей шикарной форме — в обычном еврейском рванье. В трехсуточный срок должны выведать все до единого тайники. Справитесь — снова вернетесь начальником службы порядка, не справитесь — подберем другого начальника. Мне бы не хотелось, привык, столько вместе работали.
— Справлюсь! Честное слово, справлюсь, — хватается Гринберг за внезапно появившуюся надежду на жизнь.
1.
6 января 1943 года исчез юденрат — увезли в крытой автомашине председателя Эбрензона и немногих старейшин. Не вернулись и конвоиры — полицейские службы порядка. Гетто стало юлагом.
Юлаг — еврейский лагерь. В отличие от других концлагерей, в нем содержатся только евреи, уничтожают их по точному графику. Этим графиком установлены жесткие сроки замены евреев «арийцами» на предприятиях Лемберга. Наступил срок, произведена замена, гестаповцы и полицаи оцепляют дома и казармы предприятия, вывозят евреев в Яновский лагерь, расстреливают на страшных Песках. Этим же графиком определены сроки жизни в домах и кварталах «Б»-гетто. Все предусмотрено графиком, но люди есть люди, всеми возможными и невозможными способами работающие прячут родных и друзей.