Служители ада

Что будет, как дальше жить? — бродит Адольф Ротфельд по своей благоустроенной, еще недавно милой сердцу квартире. На стенах тот же Матейко и тот же Роден, в книжных шкафах знакомые книги, на привычных местах добротная, красивая мебель. Все есть, по исчезли радость, покой. Ранее ценимая тишина — немила, стала могильной, комнаты превратились в ловушки. Видит себя уже не политическим деятелем, а приведенной на бойню бессловесной скотиной. С горечью себя спрашивает: «А был ли политическим деятелем?» Заместитель председателя сионистской организации Восточной Галиции еще недавно верил в значимость своего положения, сегодня чувствует себя только евреем, предназначенным в жертву фашистскому зверю. Так и подумал: «Зверю!» Содрогнулся, будто Гитлер подслушивает. И раньше его считал несправедливым и жестоким политиком, но объективно полезным для сионистского дела. Почему же теперь все изменилось? С Запада на Восток неудержимо несется огненный вал, прорвана оборона на реке Нарев, форсирован Буг, окружена Варшава. Приближаются! Германское радио передает победоносные сводки, а беженцы — первые эшелоны грядущей трагедии — атакуют город кровавыми вестями. Скоро встретится с Гитлером не как политик с политиком, как беззащитный еврей с палачом. Неужели жизнь прожита зря, все созданное рухнуло как карточный домик? Что было создано?.. Ничего, одна видимость! А он сам, его положение в обществе? Не только в польском, среди еврейства многих демократических стран. Провинциальный мальчишка из местечка, не обозначенного ни на одной географической карте, достиг всего сам, своим умом и талантом… Возможно ли отделить свою личность, свое положение от дела, которому отдал всю жизнь? Мужал, создавал свое положение на службе этому делу, и если теперь оно стало прахом, ничего не остается от жизни, от него самого. Жизнь…

Проклятое богом и властью еврейское местечко Букачевцы — гетто, окруженное невидимой, но высокой стеной. Кругом простор — поля, леса, высокие Карпатские горы, в Букачевцах теснота, нечистоты и невысыхающая грязь.

Жмутся друг к другу скособоченные домишки с подслеповатыми окнами, притаились со своими страхами за полусгнившими и ржавыми изгородями. Букачевцы, как и тысячи других галицийских местечек, еще не дошли до императорского указа 1866 года, разрешающего евреям, сбрившим пейсы и сбросившим длиннополые лапсердаки, покидать свои гетто. Только отец Менахем Ротфельд и Хаим Шнеерсон — местечковая «знать» сменили одежду, но и они не покинули гетто, здесь хозяйничают, промышляют торговлей.