– В самом деле? – Она попыталась вырвать руку, но он не выпускал ее.
– Нет! Ни в малейшей степени! Черт возьми, Джоселин, – Он попытался поймать ее взгляд, его голос зазвенел от напряжения. – Ты – моя жена.
– Разве? – Вопрос повис в воздухе, проходили секунды, наполненные горьким упреком и болью. – А может быть, всего только женщина, на которой ты вынужден был жениться?
Он в оцепенении смотрел на нее, не зная, что ответить. Что она хотела услышать от него? Наконец Джоселин освободила руку, повернулась и пошла к замку. Ее спина была напряженно выпрямлена, движения от гнева сделались резкими и угловатыми.
– Джоселин, постой!
Рэнд бросился за ней. Что же он натворил? Он вовсе не то хотел сказать, не так, как это прозвучало. Сейчас он понимал, что сказанное им было ужасно. Она неожиданно остановилась и круто обернулась к нему…
– Можно мне вернуться домой? – Голос ее был спокойным и равнодушным, но ни на миг не ввел его в заблуждение. Рэнду уже приходилось видеть ее разгневанной, но настолько – ни разу.
– Ну конечно. – Сможет ли она его простить? – Я провожу тебя.
– Нет, я хочу домой. Назад, в Лондон. – Она откинула с лица прядь волос, и на миг ее спокойствие изменило ей, и сердце Рэнда сжалось, когда он понял, какую нанес ей рану. – Или в Шелбрук-Мэнор.
– Я не могу тебе это разрешить, – покачал он головой.
– Почему нет? – прищурилась она. – Потому что я – твоя жена?
– Не только, но и поэтому тоже.
Джоселин презрительно фыркнула.
– Обстоятельства, которые привели к нынешней ситуации, пока остаются прежними, – осторожно сказал Бомон. – Угроза твоей жизни остается. Ничто не изменилось.
– Не изменилось? – Ее голос задрожал. – Как ты можешь говорить такое? Изменилось все! Я думала… – Она обхватила себя руками за плечи и отвела взгляд. И он понял, что даже сейчас, когда на ней очки, она смотрит на то, чего нельзя увидеть. – Думала или просто надеялась… – Джоселин затрясла головой, и их взгляды встретились. – Наверное, я просто дура!
– Я не могу позволить тебе уехать, – мягко сказал он. И понял, что никогда в жизни не был так правдив.
– Тогда я останусь – тут, где я в целости и сохранности. – Она издала короткий горький смешок. – Где меня никто не обидит. – И снова зашагала к замку.
Он проводил ее взглядом, охваченный чувством полной беспомощности. Что он наделал! И что ему делать теперь? Разве он хотел, чтобы все так обернулось? Конечно, он рассердился, узнав, что его жизнь превратили в фарс. Но он не собирался винить в этом Джоселин! Он потерял голову. Повредился в рассудке. Сказал то, чего говорить не следовало. Ранил ее так, как не ранишь ни ножом, ни пистолетом.