Мой папа – очень занятой человек, но я твердо уверена, что в любой момент он все бросит и примчится мне на помощь, если я только об этом заикнусь. Мы с ним теснейшим образом связаны кровными узами, я очень его люблю. И я понимаю, что его помощь (посоветовать с выбором акций, подыскать самолетный билет подешевле, заплатить за ужин в ресторане) – не что иное, как желание чувствовать себя нужным своей взрослой дочери.
Я заметила это, когда в первый раз мы с родителями ехали в Дор-Каунти, штат Висконсин, на уикенд после моего выпуска из колледжа. Дор-Каунти – место, которое ненавидит любой папа. Там сотни магазинов с модной одеждой, экзотических ресторанов, антикварных магазинов. Помню, мой папа, стоя в антикварном магазине, держал молочник в форме коровы и громко говорил маме:
– У нас был один такой, мы же его выкинули!
Поздно ночью мы приехали в городок под названием Эгг-Нарбор, и папа встал с рассветом, объехал все окрестности и к моменту нашего с мамой пробуждения уже ориентировался вокруг и мог все нам показать. Думаю, где-то в глубине души он видел себя львом, который присматривал безопасное место для своих львят. Он должен был доказать себе и окружающим, что его семья без него не обойдется.
Разумеется, учитывая все вышеизложенное, два года назад я твердо знала, что сказать папе о смене номера банковского счета будет нелегко. Он всю жизнь следил за моими налогами, но со временем я поняла: мне не хочется, чтобы мой папа знал о моих доходах. Мне также хотелось иметь бухгалтера, специализирующегося в области литературного труда, живущего в моем городе, которого не волнует, сколько я плачу своему агенту, адвокату и домработнице. Это был очередной шаг к установлению моей независимости.
Я довольно долго мучилась и прикидывала, как бы ему об этом сказать, но потом подумала, что я просто себя накручиваю. Я должна быть честной перед ним, если не лично, так хоть в письменном виде.
В результате на свет появилось письмо, самое что ни на есть осторожное в истории корреспонденции. Самые важные мирные договоры не составлялись столь тщательно. Я зачитывала отрывки из него своему парню и своему психотерапевту. Я перечитывала и корректировала формулировки. В конце концов я отправила его, и результат был просто ужасным. Папа не разговаривал со мной неделю. Мама звонила мне и уверяла, что могу делать со своей жизнью что хочу, но отец этого не понимает. Сейчас он не в состоянии разумно мыслить. Он решил, что я уволила его не только как бухгалтера, но и как отца. Наконец мы поговорили, и он высказал свое самое страшное опасение: о чем мы теперь будем разговаривать, если не о моих налогах? Буду ли я теперь, когда не нуждаюсь в его финансовых советах и поддержке, звонить так же часто? Я заверила папу, что у нас найдется куча тем для разговоров. Может быть, как раз этот мой поступок и позволит нам теперь говорить о действительно важных для нас обоих вещах. О жизни. О любви. Последовало долгое молчание. Затем, слава богу, он сказал, что все понял, что уважает и любит меня. Правда, именно этих слов он не сказал. А сказал следующее: