Путь к высоте занял полчаса. Юрген и завлекал противника, и теснил его, обжимал с флангов и обходил с тылу, наконец, опрокинул и пошел в штыковую атаку. Штык, как всегда, решил дело. Марина лежала рядом с ним, покорная, расслабленная, раскрасневшаяся.
— Ты не думай, — сказала она.
— Ни одной мысли! — искренне ответил Юрген. Он забыл о ее манере.
— Я не такая, — продолжила Марина.
— Я знаю. Война.
— Да. Не знаешь, что будет с тобой завтра.
— И будет ли оно.
— Только сегодняшний день — твой.
— Наш. Иди ко мне.
Утолив первую страсть, они занимались любовью долго и неспешно. Стонала кровать, стонала Марина, Юрген шептал нежные немецкие слова.
— Ты лихой парень, — сказала Марина, устроившись у него на плече, — ты где служишь?
— Himmelfahrtskommando, — по инерции сказал Юрген.
— А это что такое?
— Команда вознесения, смертники, — Марина испуганно прижалась к нему, Юрген поспешил успокоить ее: — На войне все — смертники. Просто кому-то везет, кому-то нет. Мне повезло. Дважды. Я остался жив и встретил тебя. Иди ко мне.
— Подожди. Дай передохнуть. Так ты где служишь? — повторила она свой вопрос.
— Штрафной батальон. Мы все чем-то провинились. Начальство считает, что мы все виноваты перед Германией. И что нам нечего терять. И оно не боится нас потерять. Вот и посылает в самое пекло. Нас разнесли недавно, — Юрген остановился, вспоминая, какое выражение использовал отец в своих рассказах, — в пух и прах.
— А вы где стоите? В военном городке?
— Каком городке? — не понял Юрген.
— Это казармы. За высоченной стеной. Там в мирное время воинская часть стояла. Остановка трамвая так называлась: военный городок. Теперь там немцы стоят.
— Нет, у нас свой лагерь, и своя стена, из колючей проволоки.
— Это потому, что вы штрафники? Или вы партизан боитесь?
— Потому что так положено, по уставу, — усмехнулся Юрген, — у нас уставы — строгие.
— У нас тоже знаешь какие строгие!
— Знаю. Только у нас их еще и выполняют. У нас командир такой, зверь, все от точки до точки. Караулы, пароли, пропуска, обыск на выходе, обыск на входе, — из глубин памяти всплыл рассказ старшего брата, он улыбнулся. — Бутылку водки не пронесешь. А уж девчонку провести… Иди ко мне.
Он получил заслуженную награду.
— Ты славный, — сказал Марина на прощание.
— Я приду к тебе, как только смогу.
— Я буду ждать тебя. У госпиталя.
Он вроде бы точно запомнил дорогу, но в какой-то момент почувствовал, что заплутался. Юрген остановился на перекрестке, оглядываясь. Мелькнула фигура бородатого мужчины в пузырящемся пиджаке и кирзовых сапогах, в надвинутой на глаза кепке, но тут же Юрген увидел здание госпиталя и, обрадовавшись, направился к нему. Через несколько кварталов Юргену показалось, что кто-то окликнул его по имени, он оглянулся и вновь увидел знакомую фигуру. «Ну-ну», — только и подумал он. Вдруг вспомнилось, как однажды в Гамбурге он выскользнул ночью из окна квартиры одной девчонки, она жила на первом этаже, а у дверей подъезда его ждал какой-то тип, он был ее прежним дружком, он долго шел за ним, а в каком-то глухом переулке решил поквитаться с ним и достал нож. Как же давно это было! Сейчас была другая жизнь, другая страна, и преследователь был другой. Он тоже хотел поквитаться с ним, но не за девчонку, девчонка здесь была ни при чем, девчонки на войне не в счет, это чисто мужские дела.