— Да ну! — подначил его Ули Шпигель.
— Да, — твердо сказал Красавчик, — в этом вопросе я с фюрером заодно. Порше — он же гений! Вы знаете, что он первым делом создал, придя в двадцать шестом в «Даймлер»? Шестицилиндровый двигатель, 6 литров! Вы когда-нибудь сидели за рулем «Мерседеса S» с этим двигателем?! Вы когда-нибудь неслись на нем по автобану со скоростью в полторы сотни?! Если нет, тогда и разговаривать не о чем! — он погрустнел, вероятно вспомнив, как он несся на «Мерседесе S» по автобану из Берлина в Мюнхен со скоростью в сто пятьдесят километров в час, был в его практике такой случай, он рассказывал Юргену. — Эх, — махнул рукой Красавчик, — все не так! Вот у иванов движки так движки! Они же дизельные ставят. И мощность выше, и горят хуже, — и он посмотрел на горящие неподалеку немецкие «тройки». От этого зрелища у него сердце кровью обливалось.
— По приказу фюрера все дизельное топливо направляется на нужды военно-морского флота, — сказал подошедший Гиллебранд, он всегда подходил в самый ненужный момент, нужных для него не существовало. — У Германии мало дизельного топлива, мало нефти, товарищи! — понесло его. — Победа над Советами даст нам нефть, жизненно необходимую немецкой промышленности и Вермахту! Вперед, солдаты!
— Так мы за нефть воюем, — протянул Ули Шпигель, — а я думал — за идею.
— Я же сказал: вперед! — гаркнул Гиллебранд.
Они с опозданием поняли, что это приказ идти в атаку. Вместе с «тиграми». Так закончилась их последняя в этом сражении передышка. Дальше пошли качели. Туда-сюда. Им стало не до сна, не до разговоров, не до чего.
Юрген наконец испытал в действии фаустпатрон. Когда на него в первый раз накатил русский танк «Т-34» (это название он запомнил на всю жизнь), он выстрелил неудачно, снаряд срикошетил от неожиданно округлой башни танка, не причинив ему никакого вреда. Это стоило их батальону нескольких погибших, поэтому Юрген не испытал никакого восторга, когда вторым выстрелом поджег танк. Потом он подбил еще два. «Молодец, Вольф!» — только и сказал Гиллебранд. И Юрген нисколько не оскорбился скупостью похвалы. Для всех них это была обычная работа, и каждый выполнял ее в меру своих сил и даже сверх того.
А еще Юрген испытал, что такое атака с воздуха. Он бы с удовольствием обошелся без этого опыта, но его мнения никто не спрашивал. Когда русские штурмовики зашли на их позиции, он на короткое время испытал уже изрядно подзабытое чувство страха. Слава богу, штурмовики оставили их в покое, они были для них слишком мелкой добычей. Но воздушные бои в небе над ними шли целыми днями. Казалось, что летчики ведут какую-то свою войну, выясняя отношения между собой и на время забыв о земных делах. Вниз падали не бомбы, а пули, осколки, части самолетов и иногда сами летчики. Как-то раз Юрген услышал незнакомый нарастающий вой сверху. Он быстро задрал голову. На него падал горящий самолет. Он так и остался стоять, сопровождая взглядом самолет, — на четвертый день им овладело фаталистическое безразличие к такого рода опасности. Самолет врезался в землю в пятидесяти метрах от их траншеи, внеся разнообразие в скопище уничтоженной ими техники. Когда дым немного рассеялся, Юрген увидел на торчащем из земли хвосте самолета большую красную звезду. Вскоре над ними закачался парашют с висящим под ним летчиком. Гиллебранд принялся стрелять по нему из автомата, как будто не настрелялся. Они едва его утихомирили. Летчику повезло. Он оказался немцем. Просто цвет парашюта и формы был у него таким же, как у иванов. Что стало с его самолетом и русским летчиком, так и осталось неизвестным.