— Стой! Стрелять буду!
Не столько этот крик, сколько сопровождающий его лязг затвора окончательно пробудил сознание Юргена и заставил его работать на полную катушку.
— Свои! — сказал Юрген, хрипло и как-то неуверенно. Почувствовав это, он прочистил горло и повторил попытку: — Свои! — вышло громче, звонче и, как ему показалось, намного убедительнее.
— Тоже мне, свой! А может быть, чужой? На лице не написано.
— Я же, кажется, русским языком говорю, — растерялся Юрген.
— Я тоже. Или непонятно? А ну, руки вверх! Руки вверх он поднял, тут и думать было не о чем. У него нашелся другой предмет для размышлений. Как ни вглядывался он вперед, ничего не различал. В этот предрассветный час тьма навалилась такая, какой и ночью не было. То ли тучи сгустились, то ли туман пополз, а может быть, все это было из-за ракет, которые высасывали остатки света из всей округи, чтобы быстро излить его на маленький пятачок высоты. Траншеи в десятке метров от него лишь смутно угадывались, да и то в значительной мере из-за того, что он точно знал, что они где-то там находятся. О присутствии в траншеях иванов свидетельствовал лишь идущий откуда-то снизу голос. А коли так, то и они видят в лучшем случае какой-то нечеткий силуэт, тем более что стоит Юрген на фоне темного леса. Мысли эти вихрем пронеслись в его голове и в своем полете захватили из запасников памяти несколько фраз, услужливо подкинули их хозяину.
— Что им здесь делать, чужим? — воспроизвел Юрген.
— А ты из какой роты? — раздался другой голос.
— Из штрафбата. Мы — штрафники.
— Вот, — с каким-то удовлетворением сказал первый, — а говоришь: свой. Да ваш брат хуже чужих! У своих воруете! То есть у нас! Кто позапрошлой ночью флягу спирта спер?
— Не я, — искренне ответил Юрген.
— Целую роту без наркомовских на два дня оставили! — продолжал возмущаться первый.
— Ты всех-то под одну гребенку не стриги, — сказал второй, — среди штрафников разные люди есть, и честные, и воры, и…
— Гниды, — вставил Юрген.
— В самую точку! А ты чего тут? Или у вас пост неподалеку?
— Да. Табачку не найдется?
— Нет. Откуда?
— Ну, я пойду. Бывайте.
— Давай.
Юрген повернулся, сделал негнущимися ногами несколько шагов к лесу, потом разошелся, а последние метры и вовсе преодолел бегом, подгоняемый предощущением близкого запуска осветительной ракеты. Он споткнулся, упал на что-то мягкое, пружинистое, пушистое, колючее, сообразил, что это нижние ветви большой ели, и, раздвинув их, нырнул в спасительную сень.
Диспозиция немного прояснилась. Иваны в результате вчерашнего боя таки откусили концы немецкой подковы, но те, похоже, удержали основную позицию и укрепили обломанные концы, отрыв новые окопы. На это указывали кучи свежевырытой земли, о которых запоздало вспомнил Юрген. Но, с другой стороны, это мог быть и след акцентированного артобстрела, и тогда где свои? Юрген устал от гаданий, да и нельзя ему было больше гадать. Иваны и так простили его, два раза простили, если приплюсовать их беспечность в лагере, на третий раз непременно накажут. Верный ориентир был один — место, откуда пускали ракеты. Туда он и пойдет.