— Знаете, в Древнем Риме в честь императоров приносили в жертву pavone — павлинов, — сказал Тростник на отличном английском языке с чуть заметным акцентом. Келлен и Джейми вздрогнули. Парень стоял у самой стены и продолжал: — Павлин был символом бессмертия. А на его хвосте — тысяча глаз Бога, этими глазами Бог смотрит на наш мир. Конечно, павлинов приносили в жертву и людям, Larvae.[58]
Медленно, продолжая держаться руками за стенку, Келлен повернул голову. Парень стоял так близко, что он чувствовал его дыхание на своей спине и струйку пота, стекавшую между лопаток. Даже если бы Келлен попытался ударить парня ногой, проку от этого удара не было бы никакого. Джейми застыла в висячем положении, вытаращив глаза, не мигая, она смотрела на птиц.
— Larvae? — переспросил Келлен, не из интереса, а лишь бы только не молчать. Он не знал, что ему делать. — Это что-то вроде червей?
— Нет, это мертвецы. Точнее, демоны, в которых после смерти превращаются злые люди.
— А зачем приносить им жертвы?
— О! — воодушевленно закивал парень и в величественной задумчивости сложил руки. — Вы правы! Это вопрос. Для чего вызывать Larvae? Чтобы натравить их на врагов Рима? Чтобы умилостивить их и тем самым отогнать неудачу и несчастья? Какой ответ соответствует истине? Полагаю, что древние и сами до конца этого не знали. А вы как думаете?
"Думаю, я на краю смерти", — безумная и отчаянная мысль пронеслась в голове Келлена. Он закрыл глаза и кусал губы, чтобы только не закричать, как те несчастные павлины в клетках.
— Римляне взращивали и лелеяли мертвых злодеев?
— И их жертв. И их палачей. Как это делается во всем мире во все века.
Осторожно, в любой момент ожидая удара кинжалом под ребра, Келлен снял локти со стены, опустил на землю одну ногу, затем вторую. Птицы за стеной молчали. Мгновение он стоял лицом к стене, затем повернулся.
Тростник находился от него на расстоянии пятнадцати футов и смотрел в сторону желтой машины, куда он затем медленно направился.
— Джейми, — прошипел Келлен, и Джейми отлепилась от стены и приземлилась рядом с ним.
— О… — пробормотала она, согнув локоть и обнаружив широкую красную полосу на руке.
— Джейми, мы вляпались в неприятную историю.
Джейми посмотрела на него. Такого выражения лица он раньше у нее никогда не видел. Но смысл его он понял сразу, по спине пробежал холодок, как и от рассказа Тростника. Презрение. Он всегда боялся, что рано или поздно она выразит свое презрение. Обязательно выразит.
Не сказав ни слова, Джейми спустилась с пыльной насыпи, прижимая к груди ободранную руку. Подойдя к машине, она начала водить указательным пальцем по пыльному боковому стеклу со стороны водителя.