Мы остановились передохнуть у первой статуи, заросшей мхом и покрытой прошлогодней листвой. Нам с трудом удалось разглядеть, что статуя изображает двух обнаженных детей — мальчика и девочку, — стоящих на каменном постаменте. Дети злобно улыбались.
— Смотри, у них вырваны сердца, — сказал Пикеринг.
Тут я тоже заметил, что слева на груди у каждой статуи зияет страшная дыра. При этом дети тянули к нам руки, в которых они сжимали собственные сердца, — маленькие камешки с отчетливо видневшимися на них прожилками кровеносных сосудов. Ощущение счастья, посетившее меня у ворот, мгновенно исчезло.
Солнечный свет пробивался сквозь листву, осыпая дорожку, статуи и нас с Пикерингом яркими бликами. Мы постояли немного и пошли дальше, удивленные и настороженные. Мы старались не смотреть на другие статуи, но они сами приковывали к себе наши взгляды, заставляли догадываться, что за фигуры скрыты под слоем мха и грязи. Фигура монаха на высоком постаменте выглядела до ужаса реальной, на его лице застыла такая отвратительная гримаса, что я невольно отвернулся. При этом мне все время казалось, что монах раскачивается из стороны в сторону и вот-вот кинется на нас.
Пикеринг шел немного впереди и вскоре увидел следующую статую. Он только взглянул на нее и сразу отвел взгляд. Я тоже долго не выдержал. Передо мной стоял горбун в широкополой шляпе, а рядом с ним — уродливый карлик в капюшоне и в мантии, из рукавов которой торчали змеиные головы.
Я решил не ходить дальше. Увиденного вполне хватило бы мне, чтобы сначала не спать несколько ночей подряд, а потом долго мучиться от кошмаров. Оглянувшись, я увидел, что мы уже довольно далеко отошли от ворот.
— Я, пожалуй, туда не пойду, — сказал я Пикерингу.
Он посмотрел на меня с укором, но ничего не сказал, даже не обозвал трусом. Видимо, просто не хотел ссориться со мной — я ведь и вправду мог вернуться к воротам, и тогда ему пришлось бы идти в особняк одному.
— Может, все-таки заглянем в дом по-быстрому? Стащим оттуда что-нибудь, чтобы все поверили, что мы там и впрямь были, и сразу назад?
Одна мысль о приближении к белому особняку, который уставился на меня немигающим взглядом всех своих окон, пугала меня до смерти. Дом был огромный, четырехэтажный, в нем должно было быть очень много комнат. Окна верхних этажей казались затемненными, так что в них ничего не было видно, а окна нижних этажей закрывали тяжелые ставни, видимо, чтобы в дом не лезли воры вроде нас.
— Не валяй дурака, пойдем! Наверняка в доме никого нет.
Пикеринг все еще храбрился, стараясь ободрить меня и себя, но его показная отвага больше не действовала. В конце концов, кто такой этот Пикеринг? Всего лишь глупый мальчишка, который сам не соображает, что делает.