Стараясь придать своему голосу успокаивающую мягкость, я сказал:
— Dobry vecer, Pane, — и выключил фонарик. — Mluvit Anglicky?[32]
После паузы старик кивнул.
— Немного, — слабо пробормотал он.
Я сказал, что я американец, ученый, после чего он, кажется, несколько расслабился — по крайней мере, опустил ложку в тарелку с супом.
Я показал на него пальцем:
— Ты — сторож?
Он встал со стула — раздался резкий скрежет дерева о камень — и махнул рукой в том направлении, откуда я пришел, в сторону лестниц.
— Prosim.
— Нет, — я покачал головой, — kde katakomby? — Я ткнул пальцем вниз, в пол. — Katakomby?
Он прищурился — и окаменел.
Я вытащил блокнот и, быстро пролистав страницы, добрался до перерисованной мной карты. Глаза старика не отрывались от моей правой руки — от кольца.
Морщинистые губы приоткрылись.
Напряженность его взгляда придала мне сил.
Я пошевелил пальцами:
— Узнаешь?
Он облизал губы:
— Апо.
Я показал ему карту, набросок катакомб.
Кивая, он отвернулся от меня и, прихрамывая, двинулся вглубь помещения. Сменив фонарик на блокнот, я прошествовал за неожиданным провожатым сквозь еще один склад старых ящиков и бочек в комнату с потолком пониже.
— Tarn jsou[33], — показал он. — Туда.
Я снова включил фонарик и посветил поверх плеча старика. Над брусчаткой слегка возвышался серый каменный выступ с дубовой дверью — крышкой люка.
Сторож потянул какой-то болтавшийся над его головой ремень; вспыхнула лампочка, закрепленная на серебряных стилизованных скобах, формой напоминающих пауков. Засов был выполнен в виде выпученного глаза. Створку грубо перечеркивал по диагонали железный прут.
Тут старик, видимо, заколебался, топчась на месте, пока я жестом не велел ему продолжать.
Запор держался на честном слове. Старик поднял громоотвод обеими руками и отложил в сторону. Со штыря посыпался серый прах времени.
Мне пришлось помочь ему поднять крышку. Дерево пронзительно заскрипело, за нашими спинами отозвалось эхо. Я закашлялся от едкой пыли, а секунду спустя ощутил ее острый, сырой запах.
Щербатые каменные ступени вели вниз, исчезая из виду.
Я положил зонтик на землю, вытащил бумажник и извлек из него тысячу крон.
— Подожди.
Слегка дрожащими руками я разорвал купюру пополам и протянул половину сторожу. Затем постучал по циферблату часов, показав на двенадцать.
— До полуночи.
Он вроде бы понял.
Лев, какой мир мне открылся!
Древние ступени винтовой лестницы убегали вниз. Спуск оказался длиннее, чем я ожидал. Сгорбившись, стараясь не касаться ледяных камней, я шел и шел, пока ступени не уткнулись в скользкую, поросшую илом глыбу.