– Или газету? У меня еще есть «Ньюсуик».
– Нет, спасибо.
Мужчина пожал плечами.
– Пожалуйста. Знаете, в последнем «Музыкальном часе»…
– «Угадай мелодию».
– …В «Угадай мелодию» вам тоже как будто нездоровилось. Жена еще сказала: «Ведь с ним ничего страшного не может случиться». И я заверил ее, мол, не беспокойся, с такими, как он, ничего не случается, но теперь, когда я вижу вас вот так совсем рядом, я начинаю волноваться!
Вагенбах огляделся по сторонам. Куда же подевалась стюардесса?
– А что, собственно, заставило вас связаться с этой передачей? Я имею в виду, актер такого ранга, как вы, в некотором роде вы ведь актер, не так ли, я имею в виду, в каком-то смысле, теоретически… Так что же? Деньги?
Вагенбах потер глаза. Теперь было трудно дышать. Он открыл рот, но голос не слушался. Самолет накренился. Вагенбах совершенно отчетливо ощутил: самолет накренился.
– Почему? Вам же хорошо платят. Слишком хорошо, или я ошибаюсь? Спрашивается, на кой черт это рвачество, за которое приходится расплачиваться своей репутацией, своей… Знаете ли, как вы смешны среди этих нелепых декораций?
– Девушка! – закричал Вагенбах.
Стюардесса остановилась.
– Чашечку кофе, пожалуйста!
– Мне очень жаль, но мы уже идем на посадку. Не положено.
– Я вас прошу, – сказал Вагенбах, – принесите мне чашку кофе!
– Сожалею, но такова инструкция.
– Да вы знаете, кто я, – воскликнул Вагенбах.
– Нет.
Стюардесса отвернулась и ушла.
– Сказали бы раньше, когда я вас спрашивал, тогда еще было время. Вы же пытаетесь произвести впечатление на стюардесс! Думаете, она смотрит «Угадай мелодию»? Думаете, кто-нибудь вообще ее смотрит? Я хочу сказать, эта передача и без вас сама по себе чудовищна!
Вагенбах сделал глубокий вдох.
– Я не потерплю, – закричал он (но вместо крика послышалось сдавленное хрипение), – оскорблений и…
– Простите! Вы совершенно правы! – сказал сосед и посмотрел на Вагенбаха, потом снял очки и сложил их. Вид у него теперь был весьма озабоченный. – Вы сидите в самолете, не хотите разговаривать, скверно себя чувствуете, и все потому, что я не являюсь вашим поклонником и позволяю себе… Простите меня!
– Ничего страшного!
– Нет, это страшно, это наглость с моей стороны, это…
– Прошу вас, – тихо сказал Вагенбах, – оставьте меня в покое!
Загорелась табличка «Не курить». Мимо пробежала стюардесса. Слишком быстро. Как будто что-то было не в порядке.
– Однажды вы мне понравились. Очень даже ничего. Для ваших возможностей, разумеется. Это было в «Мудром Натане» пять лет назад, когда вы играли Тамплиера. Эту роль даже… Хотите, я помогу вам с ремнем… даже вы не могли испортить.