Андерсен прислонился к двери и наконец-то закурил сигарету, которую до этого долго мял в руке. Он сделал такую глубокую затяжку, что мне показалось, сигарета сразу же будет докурена до ободка.
Комната более чем скромно обставлена. Два письменных стола стоят друг против друга, обыкновенная дверь, перед ней несколько простых стульев. На стуле Фекельди подушка из пористой резины в чехле светло-зеленого цвета; два запертых шкафа, одна полка для бумаг, почти пустая. Один стул — для посетителей или, что одно и то же, для преступников (на нем я и сидела) — и полуоткрытый стенной шкаф, на верхней полке которого газеты и журналы, а на нижней — кофейные чашки и бумажные пакеты.
На стене висит рекламный календарь какой-то нефтяной компании, а рядом — репродукция: пейзаж с оранжево-красными соснами и черно-коричневым озером, глубоким и чистым. Марк Брандербург. Прекрасно, что и здесь он в почете.
Этот пейзаж очень похож на тот, на фоне которого когда-то мы с Кордесом гуляли рука в руке. Только озера не было. Затянутый тиной пруд лежал где-то в глубине парка, по которому мы бежали. Но оранжево-красный цвет сосен был тот же…
* * *
Однажды вечером в начале октября 1944 года мой отец пришел из суда домой, позвал меня и тетю Юлию на кухню и объявил нам, что мы должны приготовиться к приему гостя. Гость этот придет к ужину и на восемь — десять дней останется в доме. Это известный герр Кордес, принадлежавший к какой-то рабочей группе из Берлина, которая прислана для сотрудничества с гражданскими властями. Ландрат созвал коллег и объяснил: отель набит до отказа, и если… и т. д.
Нечто подобное случалось в то время довольно часто.
У нас была комната для гостей на первом этаже. По долгу службы и по доброте душевной мой отец постоянно отдавал ее беженцам. Сейчас мы освободили ее. Это было длинное узкое помещение рядом с ванной. Моя комната была прямо напротив.
В комнате для гостей стоял великолепный старый шкаф. Красное дерево — если я не ошибаюсь. Когда его открывали, от него исходил слабый запах нафталина, потому что именно в этом шкафу мы хранили зимние вещи. Я вспоминаю комод с пустыми ящиками, покрытый бумажной скатертью с цветами. И кровать немыслимых размеров, спинки которой были украшены четырьмя шариками из дерева. Ребенком я страстно хотела эти шарики открутить, чтобы поиграть с ними.
Кордес прибыл незадолго до ужина. На его звонок я пошла отворять дверь. Он стоял в полутьме, негромко отрекомендовался.
— Мне назвали ваш дом в качестве моей квартиры, и я надеюсь…
— Прошу, входите, — сказала я.