Фекельди вскакивает со стула — он сразу все понял, — берет сумочку и подает ее мне. Он, в самом деле, очень внимателен и вежлив.
Я беру из портсигара сигарету; он подносит к ней огонь и снова садится.
— Спасибо, — бормочу я и оглядываюсь в поисках пепельницы.
Он придвигает ко мне большую, расписанную зелеными цветами фаянсовую тарелку. «Пейте охотничий ликер Малепартиса» — написано на ней золотыми буквами.
Где-то сегодня я уже видела нечто подобное… Не могу вспомнить.
Фекельди разглядывает меня. У него хорошее лицо и симпатичные серые глаза. Над правой бровью шрам.
Я держу себя в руках. Курение мне в этом помогает. Он смотрит на письмо, вынимает его из конверта, начинает читать. Мне бы лучше ему все объяснить, но я вспоминаю наставление Ромайзеля и Дегана: никаких показаний!
Где же застрял этот Деган? Что я вообще могу ему сказать, когда он придет? Могу я сказать, что моя дочь в Гамбурге?
Фекельди читает. Рядом стоит пишущая машинка. Издалека доносится уличный шум, словно пробиваясь сквозь какую-то пелену.
Фекельди откладывает письмо в сторону. Он размышляет, расправляя и сжимая пальцы над поверхностью стола, выпячивает нижнюю губу, морщит лоб и говорит, обернувшись к окну:
— У меня тоже есть дочь, фрау Этьен. Я не могу, конечно, полностью войти в ваше положение, потому что я мужчина. И потому что моей дочери нет еще одиннадцати. Но я понимаю, что вы… чего вы… что вы просто потеряли голову, когда это письмо от вашего убитого мужа…
Он пришел в себя, провел языком по пересохшим губам и снова обратился ко мне:
— Прошу вас, расскажите, как это произошло.
Они умеют обращаться с людьми, и у них в руках хороший материал. Как они узнали, что Кордес был моим мужем, что я получила извещение о его смерти и тому подобное, — остается для меня загадкой. Но они узнали это!
— Нет, — говорю я и качаю головой, — мой адвокат…
— Минуточку, — перебивает меня Фекельди. — Я знаю, что ваш адвокат запретил вам давать показания. Это ваше право. С этим ничего нельзя сделать. Я обязан вас также известить, что все, что вы скажете, будет занесено в протокол, и может быть использовано против вас. Но я вас прошу отвечать хотя бы в пределах возможного. Рано или поздно все равно придется все рассказать, фрау Этьен. Почему же не сейчас? Это значительно облегчило бы жизнь нам обоим, не так ли? Я вам уже сказал, что рассчитываю на понимание с вашей стороны. Мы могли бы попытаться… Ну?
Он выжидающе смотрит на меня. Я отрицательно качаю головой.
— Вдруг совершенно неожиданно появляется человек, — продолжает он без малейших признаков раздражения, — человек, с которым много лет назад была тесно связана ваша жизнь… Он, может быть, даже не имея никакого злого умысла, своим появлением грозит нарушить привычный ход вашей теперешней жизни… Кто бы на вашем месте не стал в подобном случае отбрыкиваться руками и ногами?