Это прозвучало ужасно, особенно, когда он засмеялся.
— Если ты будешь молчать, я выкручусь — и ты останешься в живых. Чего же тебе еще надо? Я не могу поручиться, что Винн… — Он осекся. — …что они тебе ничего не сделают, если ты откажешься!..
— Хорошо, — отвечаю я. — Пожалуйста… Но кто поручится, что я потом не нарушу своего слова?
— Я гарантирую тебе жизнь, если ты будешь молчать!
Он откинулся немного назад и уставился на меня своими сузившимися до щелочек глазами:
— Но я ничего не гарантирую, если ты нас выдашь. Они тебя достанут! Я и сам доберусь до твоей глотки, когда выйду из тюрьмы после двадцатилетней отсидки, а если меня не будет в живых — хоть я и бессмертный, ха-ха-ха, — то это сделает один из тех, кто выйдет целым и невредимым. Доберутся и до Корнелии, и до тебя — до вас обеих… У тебя нет выбора…
Я думаю о том, что бы еще сказать. Нужно выиграть время. Уже начало двенадцатого…
Послышались шаги на лестнице.
— Итак? — спросил Кордес.
— Я даю слово.
— О'кей! — вздохнул он с облегчением.
Дверь отворилась, «англичанин» и «крыса» вошли в комнату.
— Любовное свидание закончено? — спросил «крыса».
— Идиот! — говорит Кордес и встает.
Тот не обращает на это никакого внимания.
— Ты будешь нужен, Кордес: никто не умеет обращаться с аппаратом.
— Она дала мне честное слово, что будет молчать, как рыба.
— Как долго?
— Всегда.
— Ну, хорошо… Если ты думаешь… — «Англичанин» улыбается. — Ты крепко рискуешь, Кордес: пожизненным заключением. А пожизненное — значит, по крайней мере, двадцать лет. Двадцать лет — не пустяки! Я в свое время отделался шестью годами и считаю, что мне крупно повезло.
— Думаю, дамочку не мешало бы связать, — продолжает он. — Не так сильно — не требуется, чтобы ноги отнялись, но достаточно крепко, чтобы хватило на несколько часов… Живо, за дело!..
— Я сам это сделаю.
— Нет-нет, только не ты, Кордес! Ты слишком сентиментален, а здесь это не годится.
— Тут нужен ремень, — произносит «крыса» с садистской усмешкой.
— Не церемонься, Ред, приступай! — приказывает «англичанин». — Мы ждем.
По-видимому, он здесь хозяин, потому что Кордес ему не противоречит. Кордес стоит у окна и курит. «Крыса» выходит в зимний сад и возвращается со связкой ремней разной длины.
— Ложись туда! — командует он, указывая на софу.
Я замечаю, что Кордес делает протестующее движение. «Англичанин» осуждающе поднимает руку. Кордес покоряется.
Я поднялась, пересекла помещение и легла на софу.
«Крыса» связал мне ноги и, пропустив концы ремня под основание софы, завязал их где-то внизу. При этом он похлопывал меня по ногам и нагло ухмылялся. Затем он приказал поднять руки вверх и соединить их над головой, чтобы перевязать мне запястья. Одного ремня не хватило, он привязал второй и закрепил вокруг ножки софы. В заключение этой процедуры он подложил мне под голову довольно грязную подушку.