Следом были поданы деревянные бадьи с серебряными обручами — по шатру потек терпкий запах ромейского вина.
Слуги быстро и бесшумно сменяли друг друга, оставляя перед ханами заморские плоды, сухой виноград, вяленые дыни и комки желтого китайского сахара.
Хозяева и гости сидели молча, подозрительно косясь один на другого, и ни к чему не притрагивались. Урак кивнул, и Сегесан-хан, кланяясь, обошел гостей, попробовав от всех блюд. Каган-беки взял золотой ковш, зачерпнул вина и провозгласил:
— Я пью глоток этого солнечного напитка за дружбу, родившуюся под синим небом на страх урусам! Пусть наше согласие будет вечным, как звезды, и крепким, как утесы в соленом море!
— Пусть! — громко воскликнули печенеги.
— Во славу Аллаха, Могущественного и Милосердного! — поддержали хазары.
Урак отпил глоток вина и церемонно передал ковш бек-хану Тарсуку. Тот отпил и в свою очередь передал его Курс. Ковш медленно двигался по кругу, пока не вернулся к хозяину.
Некоторое время ханы молча жевали мясо, отрезая куски его от печеной на костре туши, макали их в плошки с растопленным салом. Слуги раздавали аяки с перебродившим кобыльим молоком. Принимая их, ханы облизывали лоснящиеся от жира пальцы и вытирали ладони о голенища сапог.
Каждый черпал ромейское вино из бадей и пил кто сколько хотел. Крепкий напиток оглушал. Глаза военачальников посоловели, и каган-беки Урак решил, что настало время начать разговор, пока степные властители не опьянели вконец.
— Братья! — громко начал он. — Аллах повелевает нам подумать, как быстро взять город Куяву.
Все сразу перестали есть, закивали головами. Только Тарсук продолжал причмокивать и урчать от удовольствия, обгладывая баранью лопатку. На слова кагана он утвердительно кивнул, выражая этим свое согласие, и продолжал есть и пить с прежней жадностью.
— Истину говоришь, брат наш, — вкрадчиво поддержал Уракц Илдей. Он ел мало и почти не прикасался к вину.
— Пора свернуть урусам головы, — пробурчал грубый Куря. Тарсук отложил обглоданную кость, сказал, икая:
— А-к... у-к... Кинем жребий, кому достанется каган... ик-ак... Святосляб.
— Я поджарю его на медленном огне, — мечтательно произнес Илдей.
— А я снесу ему голову секирой! — бросил прямодушный Куря.
— А я... ик... продам его абиссинскому купцу, — заявил более практичный Тарсук.
— Ты что-о?! — подпрыгнули от возмущения и хазары и печенеги.
— Да разве можно оставлять в живых такого врага? Да Святоеляб через год приведет в наши земли черных воинов, и они разрушат Хазарию, разорят всю Печенегию! — испуганно сказал Сегесан-хан.