- Да может ли быть иначе? - с мучительной болью воскликнул Фридрих. Да, да, Роза будет твоею! Как же мог я, жалкий человек, надеяться на такое счастье?
- Ты забываешь, - продолжал Рейнхольд, - ты забываешь, брат мой, об одном: сама Роза еще вовсе не подтвердила того, что будто бы заметил хитрый мастер Мартин. Правда, Роза до сих пор была всегда очень мила и приветлива со мною, но совсем иначе сказывается любящее сердце! Обещай мне, брат мой, что ты еще три дня ничего не предпримешь и будешь по-прежнему работать в мастерской. Теперь я тоже мог бы уже работать, но, с тех пор как я усерднее стал писать этот портрет, жалкое бочарное ремесло мне внушает несказанное отвращение. Я больше не могу брать в руки колотушку... Будь что будет! На третий день я тебе прямо скажу, как обстоят мои дела. Если я на самом деле окажусь тем счастливцем, которого любит Роза, в твоей воле удалиться и на собственном опыте узнать, что время исцеляет даже и самые глубокие раны!
Фридрих обещал, что будет ждать решения своей судьбы.
На третий день (Фридрих все время тщательно избегал встречаться с Розой) сердце затрепетало у него в груди от страха и боязливого ожидания. Он ходил по мастерской словно в забытьи, и его неловкость давала мастеру Мартину достаточно поводов ворчать и браниться, что было ему прежде вовсе не свойственно. По-видимому, с хозяином вообще случилось что-то, отнявшее у него всякую жизнерадостность. Он много рассуждал о гнусном коварстве и неблагодарности, не поясняя, что хочет этим сказать.
Когда наступил вечер и Фридрих пошел в город, недалеко от ворот ему встретился всадник, в котором он узнал Рейнхольда. Завидев Фридриха, Рейнхольд тотчас же закричал:
- А! Вот я и встретился с тобой, как мне хотелось.
Он соскочил с лошади, обмотал вокруг руки поводья и взял друга за руку.
- Давай, - сказал он, - пройдемся немного вместе! Теперь я могу тебе сказать, что сталось с моею любовью.
Фридрих заметил, что Рейнхольд одет так же, как и при первой их встрече, и на спине у него дорожный мешок. Лицо было бледное и расстроенное.
- Будь счастлив, - в каком-то исступлении воскликнул Рейнхольд, - будь счастлив, дорогой брат! Теперь ты можешь усердно сколачивать свои бочки, я уступаю тебе место. Я только что простился с прекрасной Розой и с почтенным мастером Мартином.
- Как, - сказал Фридрих, который будто ощутил всем телом электрический удар, - как, ты уезжаешь, хотя мастер Мартин желает, чтобы ты стал его зятем, а Роза любит тебя?
- Так ты думаешь, милый брат, - возразил Рейнхольд, - так ты думаешь только потому, что тебя ослепляет ревность. Теперь мне ясно, что Роза вышла бы за меня замуж только из послушания отцу - она ведь кроткая и покорная дочь - но в ее ледяном сердце нет ни искры любви. Ха-ха! А я мог бы стать искусным бочаром: по будням с учениками скоблил бы обручи да строгал бы доски, по воскресеньям с почтенной хозяйкой ходил бы к святой Екатерине или к святому Себальду, а вечером - на городской луг, и так из года в год...