Спустя несколько дней барону вздумалось пересмотреть свой гардероб. Камердинер открыл шкаф, где барон хранил платья, которых уже более не носил. Из шкафа пахнул на барона сильный аромат розового масла. На вопрос о причине этого запаха, камердинер объяснил, что он исходит от черного фрака с широкой талией, повешенного в шкафу некоторое время тому назад, так как г-н барон не желал более его надевать. Лишь только камердинер выговорил эти слова, барона, как молнией, озарила мысль, что найденное им сокровище он спрятал в боковой карман этого самого фрака и затем в огорчении забыл вынуть его обратно. Барон тотчас припомнил, что бумажник был сильно надушен розовым маслом.
Тотчас фрак был вытащен из шкафа, и барон отыскал в нем требуемую вещь.
Можно себе представить, с каким нетерпением открыл барон маленький золотой замочек и рассмотрел содержимое бумажника, оказавшееся довольно странным. Прежде всего под руки барону попался очень маленький ножичек чрезвычайно странной формы, на вид похожий на какой-то хирургический инструмент. Затем внимание барона было привлечено шелковой соломенно-желтой лентой, на которой были начертаны черной краской какие-то чудные письмена, похожие на китайские. Далее он нашел завернутый в шелковую бумагу увядший незнакомый ему цветок. Но всего существеннее показались для барона два исписанные листка. На одном из них были написаны стихи, которых, однако, барон, к досаде своей, не мог прочесть, так как они написаны были на языке, остающимся незнакомым даже многим из лучших дипломатов, а именно - на новогреческом. Рукопись другого листка была написана так мелко, что, казалось, ее нельзя было разобрать без помощи лупы, однако, барону, к его величайшей радости, удалось рассмотреть в ней итальянские слова. В итальянском же языке барон был достаточно силен.
Наконец в маленьком кармашке скрывалась причина запаха, распространяемого бумажником и фраком, а именно завернутый в тонкий листок бумаги герметически закупоренный флакончик розового масла.
На бумажке было написано греческими буквами какое-то слово.
Тут уместно заметить, что на следующий же день барон, обедая в Ягорском ресторане с тайным советником Вольфом, спросил его о значении греческого слова, стоявшего на бумажке. Но тайный советник Вольф, бросив беглый взгляд на бумажку, рассмеялся барону в лицо и объявил, что это вовсе не греческое слово; что его можно прочитать лишь как Шнюспельпольд и что это имя, и притом отнюдь не греческое, а немецкое, и что во всем Гомере нет такого слова и оно не может иметь никакого значения.