В книге Уилбера переплетаются его ощущения с записями, которые вела его умирающая жена. «Я всегда задавалась вопросом: что составляет дело моей жизни? Может, я слишком много сил тратила на работу и слишком мало на жизнь? Это объяснение приносит облегчение. Наконец я могу быть собой. Я больше не буду стараться походить на мужчину и начну наслаждаться тем, что я женщина». Перед смертью Трей Уилбер записывает: «Мы были разными, возможно, это касается всех мужчин и женщин. Мы научились это ценить — не только признавать, но и быть благодарными за это. Нашим любимым выражением стала фраза Платона: „Когда-то мужчины и женщины были единым целым, но потом были разделены, поэтому они все время ищут и жаждут единства, называемого любовью“».
Они думали о том, чтобы покончить с собой, спрыгнуть с моста, положить всему этому конец. Но этого не случилось, Трей сдалась, когда у нее обнаружили несколько новых опухолевых узлов и она стала слепнуть. Для того чтобы умереть, ей не требовалось согласия уважаемых докторов, не нужно было отказываться от еды, как Диане Притти. Ты уже видел «Малышку на миллион» Иствуда? Разве человек не должен иметь право на то, чтобы не только достойно жить, но и достойно умереть? Правильно ли, что парализованная молодая боксерша вынуждена откусить себе язык, чтобы умереть от потери крови? Нормально ли, что ей дают оглупляющие лекарства, чтобы она снова не решилась на подобный шаг? И является ли тот, кто решится ей помочь, убийцей?
Малгожата
Франкфурт-на-Майне, вторник, ночь
Малгося,
«расхожие истины…» — пишешь ты в своем письме. И тогда я задумался, а чьи же истины я всегда слушаю с самым большим вниманием, а потом сосредоточенно размышляю о том, что услышал. Для меня теперь существует только один-единственный такой глашатай. Кароль Войтыла, польский римлянин. Я порой не соглашаюсь с тем, что он говорит, но знаю: что бы он ни говорил, он говорит истину. Свою истину. Истина так же относительна, как и все остальное, и проходит проверку, пока мы придерживаемся ее. Войтыла придерживается своих истин. Он — первосвященник Римско-католической церкви, стоит во главе Ватикана, и в связи с этим он еще и политик. Ни один из политиков, кроме него, не говорит правду. Ни там, где я сейчас проживаю, ни в Польше. В политику встроена ложь. Дипломатия — искусство жонглирования враньем таким образом, чтобы «нет» означало «может быть», а «да» было всегда с оговорками.
Политики — это такие люди, которые сначала устраивают шторм на море, а потом начинают убеждать, что только они могут спасти нас от этого шторма. Кроме того, им кажется, что они «авторитеты», потому что все, по их мнению, является политическим. Если старушка сажает цветы на могиле своего мужа, значит, она занимается аграрной политикой и поддерживает тем самым одну из партий. Если дело происходит в Польше, то, вероятнее всего, крестьянскую, в Германии — партию «зеленых». А политический «авторитет» — это тот, кто сам себе присвоил этот титул только потому, что один раз ему подфартило что-то угадать. Как в телеконкурсе, когда спрашивают: «Какого цвета красный автомобиль: черного, красного или зеленого?» Вообще-то я недолюбливаю политиков, хоть и знаю, что и среди них есть достойные доверия люди. Думаю, что таких среди них процентов десять. А остальные девяносто усердно работают над тем, чтобы эти десять свести к минимуму. В последнее время меня не отпускает вопрос, что вообще сподвигает мужчину стать политиком. Поискал немного в библиотеке и в Интернете. Нашел очень интересную книгу американца Гарольда Ласвелла «Psychopathology and politics» («Психопатология и политика»); не знаю, была ли она переведена и издана в Польше. На основе фрейдовского психоанализа Ласвелл пытается доказать довольно неожиданный тезис: в политику идут мужчины, которые хотят компенсировать свои провалы в личной жизни. Стремление сделать политическую карьеру, согласно Ласвеллу, выявляет существование сексуальных нарушений в детстве или отрочестве.