Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии (Френц) - страница 262

Поэтзингер продолжал эмоционально высказывать свое мнение о лишенных общения «отступниках», говоря, что они показали свое истинное отношение ко всему, когда «перед уходом выбросили литературу «Сторожевой башни» в мусорную корзину!» (это был один из самых распространенных слухов среди Вефильской семьи; однажды утром один из членов Руководящего совета даже рассказал об этом всем ее членам). Я сказал Мартину Поэтзингеру, что мне не хотелось бы делать выводы, не поговорив прежде с участниками событий и не выяснив фактов. Я сообщил, что в течение 15 лет работы в штаб — квартире мне редко приходилось видеть мусорные корзины и контейнеры, где не было бы множества публикаций Общества — старых журналов и книг, — выброшенных за ненадобностью членами организации; что, насколько мне известно, некоторые из лишенных общения должны были лететь в Пуэрто — Рико, и самым тяжелым их багажом, который легче всего было бы заменить, были именно такие книги. Я повторил, что не считаю возможным судить понаслышке, и это особенно неприемлемо для человека в положении судьи. Он пристально посмотрел на меня, но больше ничего не сказал.

Еще один вопрос был задан в связи со службой Поминания (Вечерей Господней), которую я провел месяц назад (в апреле) в городе Хомстеде (штат Флорида)[210]. Правда ли, что во время этой службы я не говорил о «других овцах» (людях с земной надеждой)? Я ответил утвердительно и рассказал о том, что произошло в первый год после моего переезда из Доминиканской республики в Бруклин. Мы с женой посетили служение Поминания в собрании, где оно проводилось довольно рано. Поэтому мы вернулись в вефильскую штаб — квартиру как раз вовремя и прослушали всю речь моего дяди, тогдашнего вице — президента. После речи нас, включая и дядю, пригласили в комнату одного из работников штаб — квартиры Малькольма Аллена. Моя жена немедленно сказала дяде: «Я заметила, что в речи ты нигде не упомянул «других овец». Почему»? Он ответил, что считает этот вечер особым именно для «помазанных» и добавил: «Вот я на них и концентрирую внимание». Я сообщил Руководящему совету, что у меня до сих пор хранятся записи той речи вице — президента и я многократно их использовал для проведения служения Поминания. При желании их можно было прослушать (Фред Френц присутствовал тут же, если бы кто — то захотел спросить его о той речи). Этот вопрос был снят[211].

Мое сожаление о случившемся, основанное на предположении, что некоторые все — таки высказывали крайние взгляды, было искренним. Я сказал членам Руководящего совета, что, если бы мне об этом сообщили, я сделал бы все возможное, чтобы положить конец таким высказываниям. Я не отрицал, что некоторыми была проявлена неосмотрительность (не исключая и себя из их числа), но заметил, что считаю неправильным приравнивать неосмотрительность к злому умыслу. Я выразил уверенность в христианских качествах тех людей, кого знал лично и чьи действия посчитали предумышленными. Я рассказал им все, что мне было известно, о 30–летнем служении Рене Васкеса, его искренней преданности, его безупречной работе в Пуэрто — Рико, Испании и Соединенных Штатах. Я также выразил отчаяние в связи с тем, что после столь многих лет совместной работы и жизни с коллегами по Руководящему совету ни один из них не посчитал нужным еще раньше поговорить со мной и сообщить достоверные факты о том, что происходит.