— Да, я вспомнил, на гвозде. Около банок с красками. Огромный, как колесо, моток. Я сейчас найду его, вернусь и обмотаю унитаз. Потом…
Новый всплеск, словно ОНО сумело услышать и понять. Но откуда мы знаем, может, так и есть? — подумал Джоунси. Когда ОНО с силой ударило в крышку, Бивер поморщился.
— Потом мы отсюда уберемся, — докончил Джоунси.
— На «кэт»?
Джоунси кивнул, хотя на самом деле совершенно забыл о снегоходе.
— Да, на «кэт». Нужно перехватить Генри и Пита…
Бив судорожно затряс головой.
— Карантин, так сказал тот тип в вертолете. Наверное, именно поэтому они еще не вернулись, разве не понимаешь? Их скорее всего задержали эти…
Шмяк!
Бивер съежился. Джоунси передернуло.
— …карантинная служба.
— Вероятно, — согласился Джоунси. — Но, слушай, Бив. По мне лучше сидеть в карантине с Питом и Генри, чем здесь, с… чем здесь, а тебе как?
— Давай просто спустим воду, — предложил Бивер. — Как насчет того, чтобы просто спустить воду?
Джоунси покачал головой.
— Но почему?
— Потому что я, как и ты, видел дыру, которую ОНО пробило, выбираясь наружу, — сказал Джоунси. — Не знаю, что это такое, но мы не избавимся от него, просто дернув за ручку. Слишком ОНО велико.
— Е… твою… — прошипел Бивер, с размаха хлопая себя ладонью по лбу. Джоунси кивнул. — Ладно, Джоунси, иди за лентой.
Джоунси направился было к двери, но на пороге остановился и оглянулся:
— И, Бивер…
Бивер поднял бровь.
— Сиди, как пришитый, приятель.
Бивер нервно хихикнул. Джоунси принялся ему вторить. Все еще хохоча, они встретились взглядами: один стоя в дверях, другой — восседая на унитазе.
Все еще посмеиваясь, Джоунси пересек большую комнату (сиди, как пришитый, — чем больше он об этом думал, тем забавнее казалось) и зашагал к черному ходу. Его лихорадило, попеременно обдавая то жаром, то холодом, трясло от страха и нервной веселости. Сиди, как пришитый. Член Иисусов!
2
Бив слышал удаляющееся хихиканье Джоунси, даже когда за ним захлопнулась дверь. И несмотря ни на что, он был рад слышать этот звук. Этот год и без того оказался худым для Джоунси, сначала они даже думали, что он отдаст концы. Бедный старина Джоунси, и тридцати восьми нет! Плохой год и для Пита, который слишком много пил, неважный для Генри, у которого иногда делался неприятно отсутствующий вид, чего Бив не понимал и не любил… пожалуй, теперь можно сказать, что и для Бивера Кларендона год выдался отвратительным. Конечно, это всего лишь один день из трехсот шестидесяти пяти, но кто же просыпается утром, твердо зная, что к полудню в ванне будет валяться голый тип, а тебе придется торчать на сиденье унитаза, чтобы удержать нечто, чего ты даже не видел…