Джоунси не знал. Он видел только, что мистер Грей умирает, но придется пробежать мимо, потому что тварь в ванной с тяжелым стуком рухнула на пол. Сейчас доберется до него.
Марси, произнес мистер Грей, ясно и отчетливо, несмотря на то что подобие губ не шевельнулось. Джоунси расслышал слово самым центром мозга, точно в том месте, где всегда слышал плач Даддитса.
— Что ты хочешь?
Тварь проползла по его ногам, но Джоунси едва ее заметил. Едва заметил, как она скорчилась между босых ног серого человека, на которых не было ни единого пальца.
Пожалуйста, остановись, сказал мистер Грей где-то в голове Джоунси. Щелчок! Более того, линия! Иногда ты видел линию, иногда слышал, как в тот раз расслышал покаянные мысли Дефаньяка. Не могу больше вынести, сделайте укол, где Марси?
В тот день смерть искала меня, подумал Джоунси. Промахнулась на улице, промахнулась в больнице, перепутала, должно быть, палаты — и с тех пор охотилась за мной. И наконец, нашла.
Но тут голова существа взорвалась, разлетелась, выпустив оранжево-красное облако пахнущих эфиром частиц.
Джоунси вдохнул их.
1
Теперь уже совсем седая пятидесятивосьмилетняя вдова (но по-прежнему женщина-птичка, в вечном цветастом платье, такие вещи не меняются), мать Даддитса сидела перед телевизором в квартире первого этажа на Уэст-Дерри-эйкрс, где теперь жила вместе с сыном. Роберта продала дом на Мейпл-лейн после смерти Элфи. Она могла позволить себе содержать дом: Элфи оставил много денег, компания, где он застраховал жизнь, честно выплатила всю сумму, да и акции в фирме по импорту запчастей для автомобилей, основанной им в 1975 году, позволяли вести безбедное существование, но дом был слишком велик и населен мириадами воспоминаний, таившихся в каждом уголке, и не только в гостиной, где она и Даддитс проводили почти все время. Над гостиной располагалась спальня, где они с Элфи спали, разговаривали, занимались любовью и строили планы. Ниже была комната для игр, где Даддитс с друзьями просиживали целыми днями и вечерами. По мнению Роберты, друзья эти были посланными небом ангелами с добрыми сердцами и неистребимой привычкой к сквернословию, имевшими наглость утверждать, что Даддитс, повторяя за ними «хен», имеет в виду нового щенка Пита, Элмера Хена, а для краткости просто Хена. И она, разумеется, делала вид, что верит этому.
Слишком много воспоминаний, слишком много призраков счастливых времен. Ну а потом Даддитс заболел. И болел вот уже два года, но никто из прежних друзей не знал об этом, потому что больше они не появлялись, а у нее не хватало мужества поднять трубку и позвонить Биверу, который собрал бы остальных.