Я несколько раз переспросил, не видели ли они человека в очках рядом с тем местом, где нашли меня. Но мама сказала, что там была только одна странность – сугроб, в котором я лежал, был щедро залит каким-то синим веществом. Вещество это достаточно быстро испарилось, так что исследовать его не получилось.
Я попытался вспомнить лицо странного незнакомца, но так и не смог. Все-таки тогда было слишком темно. Единственное, что осталось в памяти, – это широкие скулы и блеск очков.
Когда маму попросили покинуть палату, я остался один и еще долго глядел в потолок, подложив руки под голову. Тело болело, начал жутко чесаться разбитый нос, но я не обращал на эти неудобства никакого внимания. Я думал о том, что произошло.
Что же это был за странный тип? И что ему от меня было нужно?
Ответы я не смогу узнать, пока не встречусь с этим человеком снова. А встречаться с ним мне очень бы не хотелось.
И еще один вопрос мучил меня в тот вечер: если я все еще жив, значит ли это, что я прошел проверку?
02.06.2211
Скомканная подушка валялась на полу, одеяло забилось в угол кровати. Я согнулся пополам и, хватая открытым ртом воздух, уставился невидящим взглядом перед собой. Постепенно зрение пришло в норму, бешено стучащее сердце немного успокоилось. Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
Мне в очередной раз приснился кошмар. Что-то темное, гигантский организм из живых, шевелящихся труб, а в центре – пульсирующее черное сердце. Снилось, что я внутри. Было страшно и больно.
Детали смешались перед глазами и после пробуждения тут же превратились в какую-то нелепую кашу.
Нужно вставать!
Я надел шорты, потянулся, широко зевнул, а затем посмотрел на часы. Было еще довольно рано – старый электронный будильник показывал «8.41».
Я еще раз зевнул и, как был – босиком, спустился в гостиную. Мама уже завтракала. Она вообще любила вставать пораньше.
– Доброе утро! – увидев меня, мама улыбнулась.
– Доброе! – неожиданно хриплым голосом сказал я.
– Ты чего-то рано сегодня поднялся. Не спится?
– Да, ерунда… Кошмар приснился…
– Что за кошмар?
– Не знаю. Не помню уже. – Я, конечно, немного лукавил. Просто не хотелось снова вспоминать то жуткое черное сердце.
– Завтракать будешь?
Я кивнул.
– Тебе яичницу приготовить или молоко попьешь с бликерсами?
– Наверное, и то и другое. – Я пригладил растрепанные волосы.
– Ой, смотри у меня, Сережа! Будешь толстым – никто тебя любить не будет!
«Меня и так никто не любит», – подумал я, но, не желая травмировать маму, сказал другое:
– Завтрак съешь сам, обед подели с другом, ужин отдай собаке! – Я хорошо помнил старую детскую пословицу.