— На это потребуется некоторое время. Связь с другими планетами не мгновенна. Время задержек на решение удаленных задач будет существенно ниже, чем при вычислениях на местах.
— Ну и что? — недоумевает моя жестянка.
— А то, что мы можем попытаться перегрузить местную часть Системы. Завалить ее решением других проблем. Устранением тех самых нештатных ситуаций. Чем их больше, тем лучше для нас. Она ведь может потерять нас в случае перегрузки.
— Сомневаюсь, чтобы мы смогли это сделать...
— Мы просто будем поступать нелогично. Как можно более нелогично. Мы прямо сейчас возьмем и покинем убежище, которое кажется вполне надежным. Рванем к морю. Купим катер. Будем ловить головоногов. Добывать эти чертовы «черные слезы». У нас будут неучтенные живые наличные. С местным уровнем коррупции мы родимся по документам заново. Лишь бы денег хватило. Чем их будет больше — тем меньше мы будем ограничены в свободе передвижения. Мы сможем водить ее за нос вечно.
— Пока ей это не надоест и она не решит запустить на планету вирус, убивающих всех людей с белой кожей, — скептически замечает Триста двадцатый.
— Это крайний случай. Его мы не рассматриваем. А если он и случится — у нас все равно будет несколько лет. Прожить несколько дополнительных лет — это ведь так здорово, не находишь?
— В принципе, эта гипотеза имеет право на существование. Добыча «черных слез» ведется вдали от центров цивилизации. На островах севернее материка. Архипелаг «Скалистая земля». Средств наблюдения там быть не должно. Правда, вас могут легко засечь со спутников. Месяц-два и вас обнаружат.
— Будем маскироваться. Прикинемся мертвыми. Главное — не привлекать внимания. Если у нас будут деньги, мы сможем и улететь отсюда. Наверняка здесь есть контрабандисты.
— Ты забываешь — согласится ли Мишель на такую программу.
— Не знаю. Все-таки она привыкла к другой жизни. Я вообще не знаю, что ее держит возле меня. И когда ей надоест романтика трущобной жизни. Во всяком случае я с ней поговорю.
— Ладно. Значит, продолжаем трепыхаться?
— А то!
— Принято. Ты меняешься все больше. Я не узнаю тебя, Юджин.
— А куда делся «чувак»?
— Ладно. Ты изменился, чувак.
Робкая радость Триста двадцатого открывает мне глаза.
— Черт, ты что, думал, я выйду и подниму лапки? И тебя сотрут? — догадываюсь я.
— Это было бы самым рациональным выходом, — подтверждает голос внутри меня.
— Ха! Не ты ли говорил, что люди алогичны и нерациональны по сути!?
— Я, — неохотно признает Триста двадцатый.
— И ты позволил бы убить себя как барана на бойне? — продолжаю я допытываться.