— Пошли… — после чего надел солнцезащитные очки — светило палило немилосердно.
Через некоторое время Гусак, Ким, Ли Хо, а за ними и остальные, ведя коней под уздцы, вышли на залитый солнцем луг, где они забрались на них, чтобы быть наравне с цинскими всадниками. Один из бойцов, уперев конец древка в седельную лямку, развернул бело-сине-зелёное полотнище стяга Сибирской Руси.
Под аккомпанемент громкого стрёкота насекомых, кишащих в высокой траве, группа сунгарийских переговорщиков верхами неспешно сближалась с маньчжурами. Мирослав не сводил взгляда с передних всадников врага — их лица продолжали хранить безразличие, казалось, они ужасно скучают и весьма недовольны тем, что им приходится ожидать каких-то варваров для никчёмных разговоров. Будто у них нет других, более важных дел. Когда между двумя группами всадников оставалось около полутора десятков метров, чиновник, заметил Гусак, несколько подался в седле назад, что-то спросив у военачальника. После его ответа они снова словно замерли. Когда между двумя группами верховых оставалось несколько метров, командир сунгарийцев натянул поводья, и даурка тут же послушно остановилась. Сняв очки, и коротко кивнув маньчжурам, Мирослав заметил таки некоторые эмоции на лице чиновника — тот переглянулся с напряжённым военным коллегой и, после некоторой паузы, оглядев корейцев, безо всяких церемоний заявил:
— Вы подданные белого князя северных варваров Сокола? А ты, — указал он длинным жёлтым ногтём на капитана Гусака, — чужеземец из-за моря. Таков ли ты чужеземец, кои и в Гэмун Хэцэне*, при дворе императорском обретаются?
Благодаря неторопливой речи маньчжура, Мирослав понял практически всё из сказанного. По приказу Матусевича, давно начавшего учить язык главного противника Сибирской Руси на Дальнем Востоке, благодаря появлению рядом с ним Эрдени, этим же пришлось заниматься и многим другим. Даже для простых стрелков были сделаны небольшие словари-памятки с фразами на языке противника. А Паскевичу, Гусаку, Киму и другим офицерам в обязательном порядке вменялось изучение языка. По словам Лазаря Паскевича, в своё время по служебной необходимости учившего сложнейший венгерский язык, маньчжурский теперь был развлечением. Чего нельзя было сказать о письменности — пробовать выписывать принятые маньчжурами старомонгольские вензеля было настоящей мукой. Кстати, Гусак помимо прочего отлично владел родным для себя словацким, а также сносно говорил по-польски. Среди спецназовцев Матусевича вообще было достаточно бойцов, для которых не были в диковинку восточноевропейские языки. Это объяснялось спецификой работы отряда на западном направлении — стыке границ Польши, Венгрии, Валахии и Русии. Теперь же Сунгарийский воевода, открыв курсы маньчжурского и корейского языков в главном городе доверенной ему провинции, повторил опыт Ангарска. Там Соколов в своё время организовал обучение английскому языку под началом нескольких пленных американцев, потом появились учителя датского и немецкого — чиновники, присланные королём Кристианом вместе с нанятыми в Копенгагене мастерами-корабелами. Кроме того, даже бывший гражданин США во втором поколении португалец Димаш Азеведу имел двух учеников. Вячеслав не считал это лишним, всякое знание имело положительные стороны. А португальский язык вполне мог пригодиться, когда сибирцы выйдут, наконец, в открытое море. Близ берегов Японии или Кореи появление этих выдающихся мореходов было весьма вероятным. Пока же приоритет был за речью империи Цин, следующими по важности были монгольский и китайский языки, ведь большую часть имперского войска составляли эти народы.