— И он обещал? — осторожно поинтересовался Белецкий-старший.
— Как бы не так! Он сказал, что ни в коем случае не пойдет с повинной, чтобы не лишить меня возможности проявить высокую бдительность. Ясно? И посоветовал мне самому сделать о нем заявление в первое отделение милиции.
— Почему именно в первое?
— Вот и я тоже спросил — почему? А Павлик объяснил, что так я убью двух зайцев. При первом, говорит, отделении безотлучно дежурят корреспонденты. Подстерегают острый сюжетец для проблемной статьи на моральную тему. Порадуй, говорит, хлопцев! В общем… Такое меня зло взяло, что я вправду пошел и заявил. В это самое первое отделение милиции…
С минуту мы все обалдело молчали. Антон заявил на Павлика в милицию! С ума сойти!
— Вот так да! — вымолвил, наконец, Николай Николаевич.
— О чем же нам теперь советоваться, Антон? — сказала я.
— А что? — спросил Антон с совершенно мальчишеской виноватостью. — Не надо было идти в милицию, да?
Николай Николаевич вышел в прихожую. Мы услышали, как он набирает номер телефона, а потом — короткий разговор:
— Привет. Я только-только из рейса. Слушай-ка, дело к тебе возникло. Срочное. По-моему, не стоит до завтра. Есть. Приедем. Кто? Антон, девушка одна и я.
Николай Николаевич вернулся в комнату уже в фуражке.
— Ты с дядей Геной говорил? — тихо спросил Антон.
— Раз уж ты заварил кашу, надо действовать. Дяде Гене виднее. Пусть будет в курсе. Поехали.
— Куда, Николай Николаевич?
— Помните, Лена, у нас с Женей Шлейфером оказался один общий знакомый…
— Тот, что из КГБ?
— Вот именно, подполковник Геннадий Сергеевич Рублев, мой старый друг.
И мы поехали.
Работников КГБ я представляла себе совсем иначе. Рублев был невысок, излишне полноват, в густо-черной шевелюре выделялось седое пятно. С загорелого лица на нас глядели с живостью глаза умницы и жизнелюба. Одет он был в светлые брюки и модную куртку. Если бы я не знала, кто он такой, то приняла бы его за кинооператора или художника. И вдруг моя робость и скованность испарились.
Мы с Антоном рассказали ему все, помогая друг другу вспоминать мелочи и частности. Он нас не перебивал, только ободряюще полуулыбался, время от времени поглядывая на Николая Николаевича.
— Ты смотри, Коля, какой решительный парень у тебя вырос! — сказал Рублев, когда Антон дошел, наконец, до милиции. И в его словах мне почудилась легкая ирония… — А с кем ты там беседовал, не поинтересовался? Ну, понимаю, понимаю… Тебе ж не до того было. — Он снова сел перед нами и почему-то похлопал по колену Николая Николаевича. — Что ж, спасибо, молодые люди. Интересные вещи вы мне рассказали. — Рублев улыбнулся с давешней лукавинкой. — К вам одна просьба. Несложная. Никого в это дело не посвящайте. Договорились? А теперь перейдем к части неофициальной. Лида! — крикнул он. — Мы согласны пить… что, Коля? Чай, конечно же! Эх ты, гордость Черноморского пароходства!