Степан и Мишка пожали ее несколько растерянно. Теперь им не оставалось ничего, как, проделав обратный путь меж столиков и стульев, выбраться из душноватого шума кафе на улицу.
А Пивторак, вытащив из кармана блокнот и вечное перо, быстро подсчитал расходы, на память записывая все выпитое и съеденное. Потом он подозвал официантку и попросил:
— Подбей мои убытки, дочка. — Сверил поданный счет с итогом в своем блокноте: — Тютелька в тютельку! Отлично считаешь, душенька, — и он сунул ей в руку щедрые чаевые.
— Ой, мы на чай не берем, — испуганно сказала официантка и густо покраснела, но кулачок не разжала.
— Вот вечерком, когда передовая молодежь тут у вас собирается, тогда и действуй в соответствии с моральным кодексом. А мне уж родимые пятна не вытравляй, а то еще душу до крови поцарапаешь, — с чувством, даже чуточку высокопарно произнес Пивторак. — И потом, это же премия. Стимул.
Всегда Евген Макарович шел в ногу со временем!
«Полковник Осипов» пришел из африканского рейса в середине октября. Только теперь Николаю Николаевичу Белецкому удалось получить очередной отпуск. И он решил провести его в Москве.
Обстоятельства его жизни сложились так, что в столице он не был с 1945 года — с тех дней, когда возвращался из Германии домой. Даже орден за участие в спасении команды и пассажиров «Виктуара» ему вручали в Одессе — навигация в тот год была очень напряженной. А ведь в Москве жили кровные друзья по фронту и партизанству, такие друзья, что ни время, ни расстояние не в силах истончить связывающие с ними узы. И теперь Николай Николаевич собрался в Москву специально для того, чтобы повидать всех, всласть наговориться и навспоминаться, узнать не из писем — нечастых и скуповатых, — а собственными глазами увидеть, собственными руками «пощупать» — какими они стали, старые боевые дружки, не скисла ли в ком крутая закваска тех суровых лет, не посеялись ли в чьей-нибудь душе мертвенные семена безмыслия и слепоты, угодничества и холопского себялюбия, не поселился ли кто в комфортабельной и удобной «хате с краю»?
На вокзале Николай Николаевич неожиданно столкнулся с Павликом. Тот стоял возле вагона и разговаривал с полной дамой в распахнутой серебристой нейлоновой шубке и долговязым парнем, на котором нескладно сидела франтоватая замшевая куртка зелено-змеиного цвета. И даму, и парня Белецкий несколько раз мельком видел — это были Павликовы соседи по квартире.
— Куда собрался? Не попутчик ли мне? — спросил он, ставя на перрон чемодан.
— Увы, — отвечал Павлик, — не еду, а провожаю. Вот этого мастера искусств с прекрасным простым именем Степан. Его знаменитый ансамбль отбывает в очередную экспортную гастроль.