Во взгляде Ксении мелькнула легкая озадаченность.
— Они — опора моя и защита, — пробормотала она.
— Нет, — сказал Ракоци. — Нет, как это ни горько. Ваш отец предал вас, предает и семья. Но отныне я буду вас защищать. Разумеется, с вашего позволения.
— С моего позволения? — переспросила она, будто не понимая.
— Да, — подтвердил он и сел чуть вольнее. — Вы не дадите мне руку?
— Руку? — Она удивленно вскинула брови. — Я вся в вашей власти — зачем вам рука?
Ракоци покачал головой.
— Вы в своей власти, Ксения. Так должно быть и так теперь будет — отныне и навсегда. А рука меня просто порадует, если вы мне ее подадите, если нет — я ничуть не обижусь и не огорчусь.
Ксения напряженно сморгнула, ее щеки порозовели. От конюшен донеслось громкое ржанье, к нему примешались сонные крики конюших, но она все сидела, не опуская встревоженных глаз. Потом голова ее виновато склонилась.
— Я, видно, дурочка, и чего-то не понимаю. Простите меня.
Ракоци не изменил положения.
— Не вижу в вас ничего, что следовало бы прощать.
Она вновь закуталось в одеяло.
— Однако Господь меня не прощает. Так говорит отец Илья.
Ему отчаянно захотелось вслух выбранить недалекого служителя церкви или, по крайней мере, с помощью цитат из Святого Писания показать, насколько тот глуп. Однако Ксения вряд ли сейчас сумела бы это правильно воспринять, и поэтому Ракоци ограничился тем, что сказал:
— Дорогая, я лишь хочу вас уверить, что никогда не стану вас ни за что-либо упрекать, ни к чему-либо принуждать.
Она вновь сморгнула.
— И чего же теперь мне от вас ожидать? — В ее голосе прозвучала язвительность, порожденная внутренней напряженностью и усталостью. — Сейчас вы говорите одно, а завтра решите другое. Захотите уехать или сочтете, что мне пора подарить вам детей. Вам ведь тогда понадобится мое тело. Для завода потомства, а может, и… для другого. — Она запнулась и, покраснев, выпалила: — Для плотских утех.
Ракоци совершенно искренне рассмеялся.
— Не беспокойтесь, Ксения, — сказал он. — Раз уж вы завели речь о своем теле, то уверяю, что оно мне понадобится лишь для того, чтобы давать ему кров, одевать его и в должной мере питать. — Он опять усмехнулся, заметив, что она отвернулась и уже чисто по-женски дуется на него. — Если что-то когда-нибудь между нами случится, то без какого-либо насилия с моей стороны. Пока же давайте попробуем жить, не особенно докучая друг другу.
Она посидела с минуту, уставясь в стену, потом повернулась и с неожиданной страстью воскликнула:
— Я стану молиться за вас!
Все, решил Ракоци, она успокоилась, и с коротким поклоном произнес: