— И изнасиловали тебя, — сказал Ракоци тихо, перейдя от волнения на ты.
Ксения лишь кивнула, осенив себя крестным знамением.
— Это мой грех и позор, — пробормотала она.
— Нет, — отозвался Ракоци, наклоняясь, чтобы поставить пустой кубок на пол. — Нет, Ксения, нет. Вы тут не виноваты ни в чем.
Она уставилась на него словно на сумасшедшего.
— Вы разве не поняли? — Тело ее сотрясалось как в лихорадке. — Восемь монголов по очереди забавлялись со мной. Они…
— Надругались над вами, я понял. — Голос Ракоци был полон сочувствия. — Но это было давно.
Она отказывалась верить ушам.
— И вам не противно? Нет, я не верю. Я вижу, мне не стоило ничего говорить.
— Стоило, — сказал Ракоци. — Мы ведь муж и жена.
— Нет, нет, — забормотала она как помешанная. — Мне следовало молчать. — Что-то с грохотом вновь пронеслось мимо окон, и Ксения вжалась в стену, но тут же выпрямилась и заключила: — Чтобы никто-никто на свете не мог прознать о случившемся, ни одна живая душа.
— Но вы ведь сами знаете о том, Ксения, — произнес Ракоци с состраданием, отразившимся в его темных глазах.
Ксения снова перекрестилась.
— Я стараюсь забыть. Я хочу стереть это из памяти.
Ракоци покачал головой.
— Вам этого не дадут. Все ваши родичи, как я понял, сочли себя обесчещенными — им надобно, чтобы и вы вместе с ними казнились за то, что навсегда кануло в прошлое, развеялось и ушло.
— Не ушло. Я осквернена, — прошептала она.
— Нет, — возразил твердо Ракоци. — Скверна вас не коснулась. Пусть все ваше семейство на меня ополчится, я знаю, что это так. Я встречал на своем веку слишком много женщин, несущих подобное бремя, и заявляю: они невиновны, а вместе с ними — и вы! — Он порадовался, что сумел скрыть закипавшую в нем злость на всех Шуйских, ведь Ксения могла отнести ее на свой счет. Она и так уже тихо постанывала от вновь пережитого унижения, но вскинулась, чтобы встать на защиту родни.
— Они ко мне очень добры и хранят мою тайну. — Она попыталась отереть слезы, но не смогла и махнула рукой. — Мне тоже следовало молчать.
— Нет, — сказал Ракоци. — Иногда лучше выговориться. Если рядом есть тот, кто не станет стыдить тебя и стращать.
— Никто меня не стращает, — возразила она. — Наоборот, все твердят, что я должна все забыть.
— Постоянно напоминая о том, что с вами было? — спросил он уже почти нежно, с волнением глядя на ее заплаканное, осунувшееся лицо. — Ксения, Ксения, как вы все это выносите? Вы, похоже, не понимаете, что на вас свалилась двойная беда. Ваши родичи даже хуже монголов, ибо они не дают зажить ране, которую те нанесли.