— Возможно, это? Шелк достаточно плотный.
— Да, — сказала покладисто Ксения. — Пусть будет так. — Она еще раз глотнула вина, потом поставила кружку на столик и покорно позволила ему сражаться с завязками на ее сарафане, затем — на длинной блузе под ним.
— Как получилось, что вы… — Так промокли, хотел он спросить, но осекся, опасаясь этим вопросом снова разбередить ее рану.
Ушедшая в себя и уже полураздетая Ксения встрепенулась.
— А? Вы хотите знать, почему я промокла?
— Да, — ответил он, продолжая высвобождать ее из одежд.
По ее телу прошла крупная дрожь. То ли от холода, то ли… Ему не хотелось додумывать от чего.
— Монахини видели, как матушка отшвырнула иконку, и повелели мне покинуть обитель. А я не сразу разыскала возницу. Забыла, где он обещал меня ждать.
Не поднимая глаз, он совлек с нее все и скатал в плотный сверток, затем потянулся к рубашке.
Ксения отвернулась, стыдливо прикрываясь руками.
— Дайте мне. Я сама.
Ракоци протянул ей рубашку и краем глаза следил, как она воздевает ее над головой. Мелькнули груди, белые словно взбитые сливки и более полные, чем ему представлялось; их крутизна соперничала с крутизной белых как снег ягодиц. Тут же все скрылось под пышными складками шелка, и на какое-то время в спальне установилась неловкая тишина, нарушаемая лишь немолчным рокотом ливня.
— Теперь и вы прогоните меня прочь? — Шепот Ксении показался неожиданно громким. — Надо мной ведь довлеет проклятие.
— Хоть сотня проклятий! — твердо заявил Ракоци. — Я никогда вас не прогоню.
— Правда? — с сомнением в голосе спросила она.
— Правда, — подтвердил Ракоци, удрученный ее недоверием.
— И вы не отступитесь от своего обещания?
— Не отступлюсь.
Она не осмеливалась поднять потупленные глаза.
— Я ведь для вас так мало значу.
— Вы жена моя, — терпеливо откликнулся он.
— Разве? — Ксения вскинула голову. — Вы этого ничем не показываете. Словно я вам совсем не нужна.
Губы Ракоци искривились в печальной улыбке.
— Вот как? — выдохнул он, сознавая, что пришла пора объясниться. — Ксения, я ведь уже говорил вам, что отличаюсь от всех известных вам мужчин.
— Как иноземец? — полуутвердительно спросила она, надеясь, что все сейчас станет понятно.
— Нет, не совсем, — сказал он. — Я всем чужой не только в России, но и в любой точке света. Люди одной со мной крови изгои везде.
Краткий смешок, вырвавшийся у нее, был столь же язвительным, сколь и внезапным. Она, устыдившись, прижала ладони ко рту.
— Ксения, Ксения, — произнес Ракоци с грустью. — Неужели же ты никогда не доверишься мне?
— Я бы и рада, — ответила она с напряжением, — да мне никак не заставить себя.