Он смолк, ожидая, что Годунов заглотит приманку и пустится в обсуждение женских статей, но тот пренебрежительно отмахнулся и, опускаясь на лавку, сказал:
— Вы скудно питаетесь для своего сложения, не позволяя ему себя оказать. У вас сильная грудь и широкая кость, но как нагулять телеса тому, кто привык трапезничать в одиночку?
Ракоци усмехнулся.
— Я с уважением отношусь к русским обычаям, однако в нашем роду прием пищи считается делом сугубо личным, интимным. И потому мы взяли за правило не делить с посторонними стол.
— Весьма безосновательно, если вдуматься. И не пытайтесь мне возражать. Впрочем, странности есть у каждого иноземца. Тут ничего не поделаешь, таков уж ваш нрав. — Борис подтянул к себе блюдо с брусникой в сметане и вытащил из-за пояса ложку. — Что может быть радушнее приглашения гостя к столу? — рассуждал он, насыщаясь. — Ведь даже едва народившемуся ребенку мать первым делом предлагает еду. Еду же мы оставляем и на могилах, когда люди уходят. Иисус Христос насытил голодных, и угощать с радением ближнего чуть ли не самое благое из истинно христианских деяний. А? Что? — Он встрепенулся, заслышав стук молотков. — Это ваши хваленые мастера? Поздненько они начинают.
— Поздненько, — хмуро кивнул Ракоци, пытаясь понять, зачем пожаловал к нему царедворец. Ведь не затем же, чтобы порассуждать о преимуществах полноты перед худобой.
— Так прикажите их выдрать. Хорошая порка бодрит нерадивцев. Это уже проверено, и не раз. — Борис умолк, разделываясь с последней взваренной на меду грушей. — Не представляю, как подступиться к тому, с чем я пришел, — заявил он, деловито облизывая липкие пальцы. — Я томился этой мыслью вчера, томлюсь ею и ныне. Сядьте-ка, я попробую все объяснить.
— От души желаю, чтобы это вам удалось, — произнес Ракоци с чувством, опускаясь на резной стул.
Борис счел шутку удачной и позволил себе громко фыркнуть, но тут же стер улыбку с лица.
— Вы ведь вот уже две недели как не видались с царем, не так ли? — спросил вкрадчиво он.
Семнадцать дней, уточнил мысленно Ракоци, но вслух подтвердил:
— Примерно так, да.
— Вот-вот, — закивал Борис и поморщился. — К несчастью, наш батюшка в последние дни… — Он шумно сглотнул, пытаясь сложить в мозгу оборот, не позволяющий заподозрить его в измене государеву делу, и наконец, понизив голос, сказал: — Царь Иван чрезвычайно удручен своими ночными видениями, ибо теперь к неотступному облику им убиенного сына присоединился и жезл, каким он его поразил. Государь много молится и весьма удивлен, что в ответ на столь искреннее покаяние его мучения усугубляются, а не сходят на нет.