Траутмэн сидел в своей палатке у открытого полога и смотрел в дрожащее марево. Безжизненное, выжженное солнцем плато уходило в бесконечность. Горизонта не было, и не было дали — все растворилось в зыбком мареве. Полковник поймал себя на том, что и мысли его под воздействием этой картины не имеют четких очертаний. Они расплывчаты, неопределенны и не ограничены строгой линией горизонта. Ему не хотелось думать ни о большой политике, которая всегда была ему отвратительна своей мерзостью, ни о генерале, предавшем старую солдатскую дружбу, ни о Мэрдоке, готовом выполнить любой бессмысленный приказ. И тогда он зацепился мыслью за Рэмбо. Если не произойдет никакой случайности, он вернется. Рэмбо попадал не в такие переплеты — и возвращался.
Послышались шаги, и Траутмэн увидел Эрлсона. Он шел от ангара, неся в руке целлофановую сумку.
— Как себя чувствуете, сэр?
Благодарю, Эрлсон. Что нового? Заходите, у меня хоть не печет солнце.
Эрлсон вошел в палатку и выставил на стол несколько бутылок пепси.
— Прямо из холодильника, сэр. Вам открыть?
— Откройте, Эрлсон. Посидите со мной, если не торопитесь. Эрлсон открыл две бутылки и сел.
Есть новость, сэр. Только между нами. Военная база на Сонг-Бо, которую мы прослушиваем, не подает никаких признаков жизни.
— Вы перехватываете радиопереговоры штаба?
— Не только. Все радиоточки базы. И они вдруг все замолчали.
— И что думает по этому поводу Мэрдок? Эрлсон пожал плечами.
— Это необъяснимо, сэр, и Мэрдок отказывается что-либо думать.
Траутмэн чуть улыбнулся, его лицо просветлело.
— Когда это случилось, Эрлсон?
— Утром, сэр.
— А накануне вечером замолчал передатчик, по которому выходил на связь Рэмбо?
Совершенно верно, сэр, добродушное лицо Эрлсона расплылось в улыбке. — Неужели вы полагаете, полковник…
— Я не полагаю, — сказал Траутмэн. — Рэмбо жив. И, думаю, он уже не нуждается в помощи. Скоро он будет здесь. Это приятная новость, Эрлсон.
Лейтенант с сожалением посмотрел на Траутмэна. Как бы ему самому хотелось верить в это, но чудес не бывает. А полковник — фанатик. Тем тяжелее для него будет разочарование.
— Сэр, простите меня, но здесь можно рехнуться, — Эрлсону было очень жаль полковника. — Пойдемте в штаб, там хоть есть с кем поговорить.