Паула была очень мила в форме Красного Креста, она уговорила Дирка поступить в Liberty Bondselling и восхищалась им в форме.
Притязания Паулы на внимание Дирка, такие скромные вначале, ныне выросли чрезвычайно, она имела огромную власть над ним, которой словно обволакивала молодого человека. Она теперь не разыгрывала роль, а действительно глубоко и сильно любила его.
А 1918 году Дирк поступил в отделение Кредитного Общества Великих Озер, в котором Теодор Шторм был крупным пайщиком. Он говорил, что война разрушила все его иллюзии. Слова о разочарованности можно было часто слышать в то время: ею пытались объяснить или оправдать всякое отступление от привычной нормы.
– А как ты себе представлял войну? – спрашивала Селина. – Какого ты искал для нее оправдания? Его нет и быть не может.
Предполагалось (по крайней мере, на это надеялась Селина), что Дирк оставил свою специальность только временно. Обычно такая проницательная и быстро делающая выводы, она, когда дело касалось Дирка, теряла эти качества. И на этот раз Селина слишком поздно поняла, что сын окончательно бросил архитектуру ради коммерции; то единственное, что он способен был строить, были воздушные замки в беседах у камина. Первые два месяца работы в качестве банковского дельца дали ему больше денег, чем он зарабатывал в год у Голлиса и Спрага. Когда он с триумфом сообщил это Селине, она возразила: – Да, но это не особенно интересно, не правда ли? То ли дело архитектура! Создать на бумаге проект и увидеть, как он превращается в реальность, как люди создают у тебя на глазах то, что ты создал в мыслях! Линии, цифры на синей бумаге превращаются в стиль, и в камень, и кирпич. Ты создал как бы кусочек города, где шумят лифты, где люди входят и выходят, где кипит жизнь. И это твое! Вот это деятельность!
Лицо ее было настолько оживленным и увлеченным, что ему на минуту стало тяжело смотреть на него.
Он искал для себя оправданий. Торговля, которая дает возможность строить такие здания, не такая уж скучная вещь и не бессмысленная!
Но она отмахнулась от этого заявления почти пренебрежительно:
– Какие глупости, Дирк! Ведь это то же самое как если бы ты стал расхваливать продажу билетов в кассе, которая дает возможность проникнуть в театр и насладиться искусством.
За последние год-полтора Дирк приобрел множество новых приятелей. Более того, у него появился новый тон, новая манера держать себя: спокойная уверенность и внушительность. Архитектура была окончательно заброшена, да и к тому же за время войны ничего и не строили, и, по-видимому, такая ситуация могла длиться целые годы. Материалы были недоступны, цена на рабочие руки непомерно возросла. Дирк не говорил матери, что окончательно отказался от своей профессии, но, проработав шесть месяцев на новом поприще, он понял, что никогда к ней не вернется.