Стук…
– Корзинка вдовы Парленберг. Не знаю, что в ней имеется. Не знаете и вы. Но нам и нет надобности знать. Кто когда-нибудь ел цыплят, приготовленных ею, тому нет надобности что-либо объяснять. Кто ел печенье вдовы Парленберг, тому не надо объяснять. Что я получу за корзинку вдовы Парленберг? Что за корзину?
Стук. Стук. Стук.
Вдова, очень эффектная в черном шелке, с длинной золотой цепочкой на пышной груди, восседала в кресле у стены, шагах в пяти от аукциониста. Она заметно важничала, вспыхивала, подымала глаза, опускала их, всеми силами старалась принять невинный вид.
Адам скользил взглядом по толпе. Он нагнулся вперед с застывшей улыбкой на лисьем лице. С вдовы, сиявшей нарядом справа, он перевел глаза на молодых щеголей, на старых кутил, на юношей, вдовцов, холостяков. Только от них и зависел успех аукциона. Адам искал кого-то среди них. Вот он увидел высокую фигуру в дверях и впился глазами в неподвижные глаза Первуса де Ионга. Он поднял высоко свой молоток – и все глаза устремились на белокурую голову в дверях.
– Ну, называйте сумму! Эй, молодежь Верхней Прерии! Эй, Первус де Ионг! Смотрите, что я продаю! Кто больше? Кто больше?
– Пятьдесят центов. – Это предложил Геррит Пон с другого конца зала. Крупная сумма для начала в этой местности, где один доллар часто является всей прибылью с продажи целого воза овощей на базаре.
– Итак, – стукнул молоток аукциониста. – Пятьдесят центов. Кто превратит их в семьдесят пять? Кто дает семьдесят пять?
– Шестьдесят. – Это Иоганн Амбул, вдовец, возраст которого давно перевалил за названное им число.
– Семьдесят. – Геррит Пон.
Адам Оом шепотом повторил, смаковал «семьдесят».
– Леди и джентльмены, я не решаюсь повторять вслух такие цифры! Мне было бы стыдно! Взгляните на эту корзинку, джентльмены, и скажите сами!
– Семьдесят пять. – Это осторожный Амбул.
Яркая краска на лице вдовы противоречила ее внешне спокойному виду. Первус де Ионг из-за плеча Селины наблюдает все происходящее с видом постороннего и скучающего зрителя.
Вся Ай-Прери глядит на него выжидающе, совершенно открыто. Вдова закусывает свои алые губы, встряхивает головой. Первус де Ионг на многозначительный кивок и подмигивание аукциониста отвечает кротким и безмятежным взглядом незаинтересованного в данном деле зрителя. Верхняя Прерия, Нижняя Прерия, Новый Харлем – все сидят в напряжении, как публика перед поднятием занавеса. Здесь действительно разыгрывается драма.
– Джентльмены! – В голосе Адама Оома слышались уже чуть не слезы, ноты скорее огорчения, чем раздражения… – Джентльмены! – Медленно, с бесконечными предосторожностями он приподнял краешек салфетки, покрывавшей содержимое корзины, приподнял и заглянул туда, как в сокровищницу. Затем эффектно откинулся назад, всем своим видом изображая восхищение. Он вращал глазами, чмокал губами, поглаживал свой живот. Пантомима должна была показать, как глупы те, кто медлит за какую угодно цену стать собственником корзины, содержащей такие прелести.