Первус уходил домой обыкновенно к половине десятого или к девяти. Частенько бывало, что Пули укладывались спать еще до его ухода. Селине же ничуть не хотелось спать. Она бывала даже несколько возбуждена. Она грела воду, мылась, энергично расчесывала свои волосы. И наряду с этим возбуждением Селина ощущала какую-то подавленность, тревогу. Она не понимала себя.
Иногда они болтали. Селина узнала, что Первус овдовел на втором году брака. Его жена умерла в родах. Умер и ребенок, девочка. Ему не повезло. И точно так же не везет с фермой.
– По веснам половина здешней земли под водой, и как раз мой участок. Вот у Баутсов, рядом, лежит высоко и почва богатая. Баутсу и пахать не надо глубоко. Земля у него на участке рано весной обсыхает, и все так рано всходит. После дождей работать хорошо. Он удобрит, и у него посеянное так и выскакивает, не успеет оглянуться – собирай. А моя-то земля не годится для огорода. Сырая. Постоянно сырая. Дрянная земля.
Селина подумала с минуту. Она вспомнила раз говоры Клааса с Якобом в зимние вечера.
– А разве нельзя сделать что-нибудь, чтобы… ну как это? Чтобы укрепить грунт; чтобы вода отводилась? Выкапывать канавы или что-нибудь в этом роде?
– Да-а-а, пожалуй… Может быть оно и можно, но дренирование стоит денег.
– А без него выходит один убыток не так ли?
Он размышлял медленно, словно жвачку жевал.
– Так-то оно так. Да чтобы оставить землю так как есть, денег не надо. А для дренажа надобно их выложить.
Селина нетерпеливо покачала головой.
– Как это глупо! Это просто близорукость какая-то с вашей стороны!
Он выглядел таким беспомощным после этой отповеди, несмотря на то, что был всегда такой уверенный и сильный. Сердце у Селины растаяло. Он уставился на свои большие заскорузлые руки, потом поднял глаза на нее. Главное очарование было в том, что глаза его умели говорить, а язык – нет. Женщины всегда ожидали, что Первус вот-вот скажет им то, что говорят его глаза, но до этого не доходило никогда. И это-то делало для них самый пустячный с ним разговор таким возбуждающе интересным.
Ум Первуса никак нельзя было назвать тонким и проницательным. Его почтение к Селине доходило до благоговения – так сильно он чувствовал ее превосходство. Но он был опытнее: он был женат, жил со своей женой два года, и она родила ему ребенка. А Селина была девочкой, еще совершенно неопытной, она была женщиной, способной сильно и страстно любить, – и не подозревала этого. Воспитание мисс Фистер направлено было на то чтобы представить страсть чем-то, чего надо стыдиться, чем-то вроде скверного характера или болезни желудка, о чем не следует упоминать и что свойственно исключительно мужчинам и совершенно отсутствует у женщин.