Голос его звучал все глуше: Хенчард понимал, что в этой комнате его интонации и манеры кажутся более грубыми, чем на улице. Он огляделся, посмотрел на модные портьеры, на изысканную обстановку, которой окружила себя хозяйка дома.
– Клянусь жизнью, я и не знал, что такую мебель можно купить в Кэстербридже, – повторил он.
– Здесь такую нельзя купить, – отозвалась Люсетта. – И долго еще будет нельзя – пока город не проживет лет пятьдесят цивилизованной жизнью. Эту мебель привезли сюда в фургоне на четверке лошадей.
– Гм… Дело в том, что я как-то стесняюсь вас в такой обстановке.
– Почему?
Ответ был, в сущности, не нужен, и Хенчард ничего не ответил.
– Да, – продолжал он, – никому на свете я так не пожелал бы этого богатства, как вам, Люсетта, и никому оно так не идет, как вам.
Он повернулся к ней, как бы поздравляя ее, с таким пылким восхищением, что она немного смутилась, хотя хорошо его знала.
– Я вам очень благодарна за все, что вы сказали, – проговорила она, точно желая лишь соблюсти некий ритуал.
Хенчард почувствовал, что между ними уже нет былого взаимопонимания, и сейчас же выдал свое огорчение, – никто так быстро не выдавал своих чувств, как он.
– Благодарны вы или нет, это все равно. В моих речах, быть может, нет того лоска, какого вы с недавних пор и первый раз в жизни стали требовать от своих собеседников, но я говорю искренне, миледи Люсетта.
– И довольно грубо, – промолвила Люсетта, надув губки и гневно сверкая глазами.
– Вовсе нет! – горячо возразил Хенчард. – Но успокойся, я не хочу с тобой ссориться. Я пришел с искренним предложением заткнуть рот твоим врагам из Джерси, и тебе не худо бы мне спасибо сказать.
– Да как вы смеете так говорить! – воскликнула она, вспылив. – Вы же знаете, что моим единственным преступлением была безрассудная девичья любовь к вам и пренебрежение приличиями, и, сколько бы меня ни винили, сама я считаю себя ни в чем не повинной, значит, и нечего меня оскорблять! Я немало выстрадала в то тяжелое время, когда вы написали мне о возвращении вашей жены и моей отставке, и если я теперь пользуюсь некоторой независимостью, то я это, безусловно, заслужила!
– Да, это верно, – согласился он. – Но люди судят о нас не по тому, каковы мы в действительности, а по тому, какими мы кажемся; значит, вам нужно дать согласие на мое предложение – ради вашего же доброго имени. То, что известно у вас на Джерси, может стать известным и здесь.
– Что вы все твердите про Джерси? Я англичанка!
– Да, конечно. Так что же вы скажете на мое предложение?
Впервые за все время их знакомства Люсетта получила возможность сделать шаг вперед по своему почину, однако она отступила.