— Да, но я чувствовал, что Он ее исцелит.
Мудрый священнослужитель понимающе покачал головой.
— Вы говорили женщине про операцию?
— Нет.
— Вы говорили женщине, что Бог сказал вам, что операции не должно быть?
— Нет.
— Ну, хоть это — слава Богу. — выдохнул Корлинус. — А что вы ей говорили?
Малочевский опять скривился.
— То, что Бог сказал мне, что он ее исцелит.
— Вы оказывали на женщину какое-либо психологическое воздействие?
— Нет.
— Вы давили на нее?
— Нет.
— Вы старались ее в чем-либо убедить?
— Не-е-е-е-ет! — раздраженно закричал Викториус.
— Вы уговаривали ее?
— Я же сказал, нет!
— Вы пытали ее?
— Что?
— Простите — увлекся.
Брат Корлинус слегка улыбнулся.
— Вы просто дали ей надежду.
Викториус тяжело вздохнул.
— Да.
— Вы советовали ей что-либо? Подумайте, может, вы сами этого не осознаете.
Пресвитер задумался.
— Не знаю. Возможно. Не навязчиво.
Корлинус вздохнул и постучал ручкой по столу.
— Что ж, я думаю на этом можно закончить.
Малочевский наконец-то почувствовал хотя бы небольшое облегчение.
— Вы знаете, пресвитер, я вам верю. Я вижу, вы действительно боитесь Бога. Вам просто немного… не повезло. Этот случай слишком сильно раздут общественностью и средствами массовой информации. Перед вашей церковью стоят люди с плакатами. Вы стали жертвой просто глупого недоразумения. Постарайтесь в следующий раз лучше следить за своими словами.
— Что будет дальше? — тихо спросил Викториус, тупо уставившись на дубовый стол.
— Я представлю верховенству свои замечания. Я постараюсь дать наиболее положительные впечатления о вас. Скорее всего, вы будете переведены в какой-нибудь тихий городок подальше от сюда, где о вас еще не слышали, возможно — не много понижены в своей должности. Церкви нужно как-то… успокоить общественность. Мне вас искренне жаль. Постарайтесь больше никогда никого не убеждать в чудесах.
Брат Корлинус поднялся на ноги, закрыл свой блокнот, и воткнул ручку в нагрудный карман пиджака.
— Но меня учили, что Бог всех любит, что Он хочет исцелить всех людей, что Он не хочет, чтобы люди страдали, и хочет всех избавить от боли — нужно только верить.
Священнослужитель с жалостью посмотрел на Викториуса.
— Если честно: дерьму тебя учили, пресвитер.
— Это сильно утешает. — заметил Малочевский провожая своего коллегу.
Он до сих пор не мог понять, что же он сделал не так. Ведь он всегда верил в чудеса, и всегда очень тонко чувствовал ситуацию. Человек, утверждающий, что может творить чудеса, всегда сильно рискует ошибиться и потерпеть крах, став в будущем предметом насмешек и издевательств. Тем более в религии — где все зависит, в общем-то, не от самого человека. Малочевский готов был платить определенную цену за то, чем он занимается — ради людей, ради добра, ради света, ради своего служения, но он не готов был платить именно такую цену. Он чувствовал себя полным идиотом. Он был посрамлен, унижен и, возможно, являлся еще и в определенной степени виновным. Он не ожидал такого поворота событий. Он верил в те принципы, которым его научили, и истинность которых он проверил собственным опытом. Ему казалось это реальностью. Но сейчас это было больше похоже на иллюзию. Он отдал этим принципам половину своей жизни и всего себя. Если это — ложь, то все остальное — просто ничто. Все остальное, что есть в этом мире, просто превращается в дым, и не имеет никакого значения. Тогда вся эта жизнь — не имеет никакого значения. Этот случай ставил под удар все предыдущие исцеления, все предыдущие откровения, все предыдущие чудеса и все предыдущие, как ему когда-то казалось, победы. Он разрушал абсолютно все. И этот случай, и случай с молодежным отделом — оказалось, что на одном "Халлилуйя!" здесь далеко не уедешь.