— Неужто ты не слыхала о таблетках? И никаких проблем. Сходи к доктору, он выпишет рецепт.
В тот день с нами была тетя Джесси. Как она рассердилась!
— Да как ты смеешь! Бог дает нам столько детей, сколько считает нужным. Как решит, что довольно, сам пропишет рецепт — уж будь уверена!
Тут был затронут такой щекотливый вопрос, что я испугалась вмешиваться. И, как всегда, промолчала.
В тот вечер, когда мы говорили за столом о Джейке, Мэй отодвинула пустую тарелку и заявила:
— Как же меня достало, что все вечно спрашивают, кто я из сестер! Даже вы бормочете: «Бонни-Гретхен-Цинни-Мэй», прежде чем вспомните, как меня зовут! Достало!
У Мэй начинался очередной припадок ярости, но я-то ее отлично понимала. Родители знали два имени: «Бон-Грет-Мэй-Цинни» и «Уилл-Бен-Сэм».
А Мэй продолжала:
— Ничего, теперь вы всегда сможете меня узнать. — Она потеребила полосатую ленточку в волосах. — Видите? Многоцветная. Начинается с «М». Как и «Мэй».
Я подумала, не переросла ли она ленточки, но потом решила, что они, должно быть, снова в моде. Мэй на моде помешана.
Семнадцатилетняя Гретхен подумала и сказала, что отныне будет носить все в голубых тонах.
— «Голубой» начинается с «Г», как и «Гретхен».
Не такая уж жертва. Голубой и так ее любимый цвет.
Одиннадцатилетняя Бонни решила ходить только в белом. Мне пришлось хуже: на «Ц» не начинается ни один цвет. Бонни посоветовала мне нарисовать на всех вещах циннию — есть такой цветок.
Так я и сделала. Но когда я спустилась вниз, мама растерянно уставилась на мое подсыхающее творение. Я изобразила на футболке красную циннию, и мама наверняка устало размышляла, какое это имя начинается на «К». Камилла? Кэти?
— Мам, это цинния. Я Цинни.
— Я знаю, — ответила она. — Я же вас всех различаю. Просто голова подчас забита другим. Да я тебя узнала бы и с завязанными глазами.
— Как это?
— Я же знаю Цинни. Я знаю звук ее шагов, ее запах. Ее... сияние. Я знаю, кто она.
«И кто же она?» — хотелось мне спросить, но я удержалась.
— Кстати, Цинни, ты ведь не циннию нарисовала, — сказала мама. — Это же роза, да?
Ничего себе. Оказывается, я нарисовала у себя на футболке розу. Мне стало жутко.
Младшие братья взялись за дело с другого бока. Десятилетний Уилл решил, что будет все время жевать укроп. Девятилетний Бен сказал, что всякий раз будет есть бобы, даже на завтрак. А семилетний Сэм, наш младший, решил из всего готовить суп. Кроме как за столом это не очень-то помогало отличить их друг от друга; впрочем, они все время обляпывались за едой, и по пятнам на одежде можно было как-то догадаться, что они ели на обед.