Лежа рядом с мужем, приникнув к нему тесней некуда, что объясняется не только тем, что койка узка, но и простой тягой друг к другу, так что один бог знает, какого труда стоило им ночью сохранить приличия, не уподобиться тем, кого обозвали свиньями, жепа доктора взглянула на часы. Два двадцать три. Сфокусировала взгляд и увидела, что секундная стрелка не движется. Забыла завести часы, будь они прокляты, они или она, то есть я, даже такую малость не смогла выполнить всего-то через три дня после того, как оказалась взаперти. Не в силах сдержаться, вдруг разрыдалась так, словно только что стряслась горчайшая из бед. Доктор, подумав, что жена ослепла и случилось то, чего он так боялся, чуть было не спросил вслух: Не видишь, и лишь в самый последний момент услышал, как она прошептала ему на ухо: Нет-нет, это не то, а потом, с головою укрывшись и мужа укрыв одеялом, произнесла медленно и едва слышно: Я такая дура, забыла завести часы, и вновь заплакала горько и безутешно. Девушка в темных очках поднялась со своей койки, стоявшей напротив, через проход, вытянув руки, двинулась на звук рыданий. Что случилось, что с вами, повторяла она на ходу, пока не наткнулась обеими руками на два прильнувших друг к другу тела. Скромность потребовала немедленно отдернуть руки, и мозг, без сомнения, отдал этот приказ, однако руки не послушались, разве что прикосновения их стали нежнее, легче, мимолетней, и самые-самые кончики пальцев водят теперь по колючему, сыровато-теплому одеялу. Может, я могу чем-нибудь, спросила девушка, и вот теперь только руки отстранились, поднялись, сгинули в бесплодной белизне. Жена доктора, все еще плача, поднялась с кровати, обняла девушку: Ничего, это я так, вдруг грустно стало. Если уж вы, такая сильная, пали духом, то, значит, и вправду нет нам спасения, жалобно сказала та. Успокойся, подумала жена доктора, разглядывая ее лицо, конъюнктивит прошел бесследно, как жаль, что нельзя сказать тебе об этом, ты бы обрадовалась. Да уж наверно обрадовалась, хоть это и глупо, и не потому глупо, что слепая, а потому, что все вокруг такие же, и зачем нужны здоровые, красивые глаза, если некому в них смотреть. Жена доктора сказала: У каждого случаются минуты слабости, хорошо еще, что мы способны лить слезы, порой это просто спасение, иногда, если не поплачешь, умереть можно. Нет нам спасения, повторила девушка в темных очках. Эта болезнь ни на что не похожа, может быть, как возникла, так и исчезнет. Мертвых не вернешь. Все мы когда-нибудь умрем. Но я-то убила человека. Не вините себя, обстоятельства так сложились, все мы здесь и виновны, и не виноваты, солдаты, которые нас сторожат, натворили куда больших бед, но ведь и они могут найти себе оправдание, самое сильное из всех, какие есть на свете, сказать, что ими двигал страх. И из-за чего только я взбеленилась тогда, подумаешь, облапил меня этот несчастный, ну и пусть, велика важность, неужели убудет от меня, а он зато был бы жив. Не думайте больше об этом, прилягте, постарайтесь заснуть. Она довела ее до кровати. Вот, ложитесь. Вы такая добрая, сказала девушка в темных очках и потом, понизив голос, добавила: Не знаю, как быть, кажется, месячные начинаются, а тампонов нет. Я дам, у меня есть. Девушка в темных очках ищуще растопырила пальцы, потянулась к ней, и жена доктора, перехватив, сжала ее руки в своих. Успокойся, успокойся. Девушка закрыла глаза, полежала так около минуты и, наверно, заснула бы, не случись тут ссоры, внезапно вспыхнувшей из-за того, что один из слепцов отправился в уборную, а когда вернулся, обнаружил, что кровать его занял другой, но, надо признать, безо всякого злого умысла, просто встал по такой же надобности, и в проходе они даже столкнулись, и, разумеется, никто из них не сказал: Смотри, не ошибись коечкой, когда вернешься. Жена доктора, поднявшись, смотрела, как спорят эти двое, и замечала, что они не жестикулируют да и вообще почти неподвижны, и как же быстро они поняли, что прок и толк есть теперь только от речи и слуха, да, конечно, вполне могло бы и до рук, как говорится, и дойти, благо у обоих они на месте, так что есть чем саданугь, врезать, треснуть, но ошибкой занятая койка того не стоила, дай нам бог бо льших бед не знать, и вот они уже пришли к согласию: Значит, моя вторая, твоя третья, так тому отныне и быть, уразумел. Этого бы не случилось, не будь мы с тобой слепы. Твоя правда, очень плохо быть слепым. Жена доктора сказала мужу: Здесь, внутри, - весь мир.