Его голос теперь дрожал, как и руки. Он стиснул их каким-то безотчетно-неистовым жестом, будто пытаясь таким образом унять эту предательскую дрожь. Но так или иначе, обуревавшая его ярость наконец прорвалась, и он давал ей выход. Бланка коснулась его плеча.
— Это то, о чем я говорила, сын мой, — сказала она очень тихо. — Видите? Вы должны держать себя в руках. Ваше чувство, понятное мне, справедливое чувство, тем не менее таит в себе зло.
— Как справедливость может быть злом, матушка? — воскликнул Луи и взглянул на нее с такой беспомощностью, что ей захотелось немедля схватить его в объятия и прижать лицом к своей груди, как она делала, когда он был совсем малыш и когда старший брат его, Филипп, был жив и Луи не был еще престолонаследником. Но она лишь слегка погладила его напрягшееся плечо и сказала:
— Вы после убедитесь не раз, что может. Вы должны бежать чувств, таящих в себе зло, мой сын, потому что любое из них внушено вам дьяволом. Избавьтесь от гнева, Луи. Не гневайтесь на этого дурного, жестокого человека, который предложил вам предать вашу мать. Он не стоит того, чтоб вы впадали из-за него во грех.
Он тяжело и часто дышал, глядя на нее ярко сверкающими глазами, пронзительно-голубыми, какие были у его деда Филиппа Августа. Потом сглотнул. Непросто, ох как непросто ему будет усмирять себя… но он научится. Она его научит.
— Вы успокоились? Хорошо. Скажите мне теперь, мой сир, что вы ответили графу Бретонскому.
— Я ответил, что благодарен ему за заботу обо мне и о моей короне и что тщательно обдумаю его слова и отвечу… Я правильно сказал, матушка?
— Правильно, сын мой. Правильней быть не может. И что же теперь нам делать, как вы думаете?
Он воспринял ее вопрос буквально и задумался, морща лоб. Бланка еле удержалась от того, чтоб не шлепнуть его ладонью и не сказать, чтоб он так не делал, не то наживет морщины. Но неожиданно складки разгладились. Луи посмотрел своей матери в глаза и сказал совершенно спокойно, так, словно это решение не пришло к нему только что, но давно вызревало и потому не подлежало сомнениям:
— Я думаю, мы должны покинуть Реймс как можно скорее. Вы и я. Покинуть… так, чтобы мессир Моклерк не знал об этом и… не пожелал бы нас сопровождать. Что вы думаете, матушка?
— О, сын мой, я думаю, что Господь вознаградил меня вами, — прошептала Бланка и, порывисто притянув его к себе, поцеловала в лоб.
Луи ответил ей смущенной улыбкой.
— Вы согласны со мной?
— Более чем согласна. Плесси! Плесси, где вы там?
— Мадам? — из-за гобелена показалась черноволосая головка Жанны.