— Вот именно, матушка! — воскликнул Луи с досадой и смятением, вскакивая на ноги. — Вот именно! Вы не видели! И мессир Тибо, и брат Жоффруа, и даже Моклерк со своими людьми — никто из них не видел этого света! Но разве Божественный свет не видят прежде прочих те, кого он поражает? Разве не видел его апостол Петр на дороге в Дамаск? Как так может быть, чтобы одни увидали знамение, а другие не увидали?
Вот что его тревожит. Он чувствует, что здесь что-то не так. Что-то случилось с ним, с ее мальчиком, что-то мучает его — нечто, чего Бланка не могла понять. А она малодушно посвятила себя мирским делам, земным заботам, решив, что причина его уныния — всего лишь скука и нехватка свежего воздуха.
Но, может быть, так оно и есть? Он ведь еще дитя. А у детей богатое воображение.
— Луи, что в этом так растревожило вас? Ведь это был свет Божий, так или иначе…
— Вправду ли? — в отчаянии прошептал Луи — и отвернулся, пряча от матери опустошенное лицо. Он не договорил, но Бланка вздрогнула, поняв то, что он не решался сказать вслух даже сейчас.
Этот свет, странный свет, спасший их на пути из Реймса, казался светом Божьим, но вел себя не так, как положено свету Божьему. А если не Божий он был…
То чей же тогда?
Бланка ощутила, как по спине у нее бежит холодок. Но чувство было мимолетным и почти тут же ушло, когда она встала и шагнула к своему сыну, обняв сзади за поникшие плечи и развернув к себе лицом.
— Людовик, взгляните на меня.
Он взглянул. Она увидела в его глазах странный блеск — словно к ним подступали слезы. Но самих слез не было.
— Вы говорили об этом брату Жоффруа? — Он качнул головой. Бланка сжала его плечи чуть крепче. — И правильно. Не говорите никому. Даже на исповеди. Луи, я не знаю, что спасло вас от рук злоумышленников. Но твердо знаю одно: будь Господу неугодно это, Он не допустил бы вашего спасения. Будь Господу неугодно, Он не привел бы нас в Монлери и не позволил бы укрыться здесь. Будь неугодно Ему, Он бы не привел вас сегодня в эти покои и не вложил бы в ваши уста те слова, которые не смог найти Тибо, чтобы выразить народу, как мы нуждаемся в нем.
Луи с удивлением посмотрел на нее. Потом по его губам скользнула застенчивая полуулыбка.
— Вы думаете…
— Я думаю, что все в руках Господних, Луи. Все, что мы делаем, все, что мы видим… и то, чего мы не видим. Быть может, те, кто не увидели этого света, были покараны слепотой не менее, чем Моклерк с его приспешниками. А вы, сын мой, были благословлены тем, что увидели сокрытое от других. И да будет так до тех пор, пока страна франков отдана в ваши руки, — сказала Бланка и поцеловала своего сына в лоб.