Безобидных гор не бывает. Горы — хищники. Иногда они спят, сытые, ублаженные... Подолгу, по многу лет. И людям мнится, будто они ручные. Все — и самые опытные, самые осторожные, осмотрительные — усыпляются, если горы подолгу спят. Правило «Безобидных гор не бывает» понемногу стирается в памяти...
...Мы идем по спокойной горе. По отлогим, безмятежным, миролюбивым склонам, похожим скорее на зимние равнинные поля, чем на грани семитысячника. Буйствует только свет. Кажется: если этой свирепой светосилы еще чуть подбавить, будет взрыв... Все остальное застыло — выпуклые тугие сугробы, с которых буквально стекает солнце, воздух, небо, панорама Заалайского хребта... Райская благодать — сюда бы детишек, кататься на санках! Откуда здесь взяться опасности! Это там, на Хан-Тенгри, на пике Победы — самом северном семитысячнике мира — гуляют ураганные ветры, лютуют морозы... Это на Хан-Тенгри и на Победе нужно продумывать все «на случай, если», учитывать нештатные ситуации, предвидеть непредвиденное. Здесь все известно, все понятно, все спокойно... Сюда бы детишек — кататься на санках...
Мы относились к этой горе как к ручной собачонке, клыки и челюсти которой хозяину неопасны. 45 лет мы относились к ней так, словно и давление здесь безобидно, и разреженность воздуха не удушлива. Поднимались на восьмой километр в небо так же уверенно, без сомнений в исходе, как на «Седьмое небо» в Останкине.
Она снова заснула, эта гора... Или опять притаилась?
Сорок пять лет — со дня первого штурма — она убеждала людей в смирении агнца. А нынче показала, чего стоит ее оскал...
Второй раз поднимаюсь я на пик Ленина — второй раз за последние две недели... Меня не пускали, отговаривали, запрещали. Я объяснял, убеждал, заверял — вырвался. Зачем? Чтобы увидеть ее в последний раз?! Конечно. Но это только полправды... Не мог же я говорить им о чуде, на которое все же надеюсь?! О микроскопической несбыточной надежде, в которую сам не верю умом, но верю душой?!
8 августа, на другой день после страшных событий, когда улеглось, прояснилось, японцы покинули свой бивак на 6500 и во второй раз вышли на поиски женской группы. Они нашли их на предвершинном склоне. От семи тысяч книзу, растянувшись метров на двести, друг за другом вдоль спуска, как пунктир на бумаге, лежали тела. Их было семь... Так и сообщили в лагерь зарубежные наши коллеги...
Семь, а где же восьмая?! И кто восьмая?
...Беспочвенная надежда, ни единого реального шанса. Спустись она в затерянное, но обитаемое место Памира нынче, через три дня после катастрофы, мы бы об этом знали. Крохотная надежда повисла в воздухе и держится одной лишь силой моего желания. Я пытаюсь ей ставить «подпорки» — придумываю фантастические варианты, но ни в одном из них концы с концами не сходятся. Знаю — глупо. И все же надеюсь... Я должен отыскать восьмую...