— Ну-ка, Алексей Павлович, промерьте длину этого озерка, — сказал он, когда я подошел к нему.
Озерко маленькое, метра два в поперечнике, вокруг него трясина. Я опустил в озерко ленту. Вся двадцатиметровая полоска ушла и дна не достала.
— Видали, фокусы какие... Придется прижиматься еще к берегу.
Мы пошли обратно, и то, что было сделано сегодня и вчера, — опять бросовый ход.
Вечером, после ужина, произошел довольно неприятный разговор между Мозгалевским и Зацепчиком. Дело в том, что еще в начале работ Зацепчику было поручено сделать план в горизонталях перехода реки Меун. Он сделал, но то ли поленился, то ли не сумел, но и сама река и переход оказались совсем не такими, как в натуре. Мозгалевскому это было установить очень легко. Он прекрасно помнил конфигурацию русла в том месте.
— Придется ехать и доснять, — сказал Мозгалевский.
— Я не поеду, — угрюмо ответил Зацепчик.
— Это как же — не поедете?
— Да так...
— Но вы должны подчиняться мне или не должны?
— Я больше не желаю работать.
— То есть как не желаете?
— А так, не желаю, и все.
— Да вы с ума сошли?
— Это еще неизвестно.
— Но как же вы можете отказываться от выполнения моих распоряжений?
— А если у меня больные ноги? Да, больные ноги. Я еле хожу. А вам все равно. Вам наплевать на здоровье, на жизнь сотрудника. Вам важно выполнение ваших распоряжений. Вы черствый человек.
— Да замолчите вы! Как нам не стыдно пороть ересь? Что у вас с ногами? Покажите.
— Вы не врач.
— Но если ноги больные, так это видно — или как?
— Или как?
— Что «или как»?
— Ничего.
— Ничего не понимаю!
— Пошлите Покотилова. Пусть Покотилов едет.
— Как вы на это дело смотрите, Юрий Степанович?
Покотилов дернул седой бровью:
— Мне все равно.
— Хорошо. А вы, Тимофей Николаевич, коли у вас ноги болят, останетесь в лагере, будете чертить профиль, — успокаиваясь, сказал Мозгалевский.
— Не останусь, — быстро сказал Зацепчик.
— То есть как не останетесь? — спросил Мозгалевский и потер лоб.
— Так, — буркнул Зацепчик.
— Вы обязаны остаться. А то опять будете обвинять меня в черствости.
— Не буду обвинять и не останусь.
— Да вы с ума сошли!
— Может быть.
— Что?
— Я сошел с ума.
— Ничего не понимаю. Кто-нибудь понимает, что здесь происходит?.. Никто ничего не понимает. Вы останетесь или нет?
— Я пойду на трассу, — сказал Зацепчик.
— Слушайте, довольно! — сердито сказал Мозгалевский.
— Вы же ничего не знаете, а кричите, — криво усмехаясь, сказал Зацепчик.
— Чего я не знаю?
— Можно вас на минутку из палатки?
— Это еще зачем?
— Я вам скажу кое-что.
— Ну... пожалуйста.
Они вышли. Но уже через минуту раздался гневный голос Мозгалевского: