— Да вы с ума сошли! — Он вошел в палатку, маленький, в накинутой на плечи кожаной куртке. Усы у него шевелились. — С какой стати вас будет убивать Резанчик?
— А вы что, вы не понимаете, почему его прозвали Резанчик? Режет! Я не могу оставаться один в лагере. И вообще всем рекомендую не ходить по одному. Это же бандиты! Они без охраны. Это вообще какое-то безобразное недоразумение. Заключенные — и без охраны. И я знаю, Резанчик только ждет случая, чтобы обагрить свои руки кровью.
— Го-го-го-го! — захохотал Соснин. — На трусливого много собак...
— Сам вы собака! — крикнул Зацепчик. — Алексей Павлович, умоляю, дайте ружье. И вообще, давайте установим по ночам дежурства.
После этого наступила тишина, и все внимательно посмотрели на него. Он сидел, сунув руки меж колен, по щеке у него текла слеза.
— Да вы что, голубчик, Тимофей Николаевич, в самом деле боитесь? Ну как вам не стыдно... Это же малодушие. Ну успокойтесь.
— Малодушие? А почему он на меня так пристально смотрит? Почему у него хищный взгляд?
— Да это вам кажется... Ну, если хотите, я могу его отправить вниз...
— Нет, нет, этого делать нельзя. Он догадается, почему его отправили, и накажет своим партнерам, чтобы они рассчитались со мной... И вообще, я прошу вас всех, не говорите, даже виду не подавайте что я... что здесь произошло.
Ложась спать, Зацепчик положил рядом с собой мое ружье. Оно заряжено. Но не дробью и не жаканом, а бумагой. Пусть стреляет.
И что же, ночью он выстрелил. Переполох был страшный.
— Он лез, уверяю вас, он лез! — кричал Зацепчик.
— Пошли вы к черту! — кричал Мозгалевский. — Никого не было. Это я выходил до ветру. Вы могли меня убить, черт подери!
Как хорошо, что я зарядил патрон бумагой.
— Сейчас же отдайте ружье! Алексей Павлович, возьмите ружье! — кричал Мозгалевский.
Зацепчик отдал ружье, но я видел: он положил под одеяло топор.
— Отдайте топор, — негромко сказал я.
— Что?
— Отдайте топор.
— А, вы с ними? Я давно замечал, что вы с ними. Недаром вас они и не трогают. И не угрожают!
Я замолчал. Что с ним спорить?
А утром мы с Зацепчиком распрощались. Прилетела «шаврушка».
— Чем обрадуете нас? — спросил Мозгалевский.
Летчик был молод и беспечен.
— Письма вам привез. Я ведь только мимоходом.
— Ах, вот как... Ну что ж, спасибо и на этом. Но вот у меня к вам какая просьба. — И Мозгалевский что-то стал тихо говорить летчику.
— А что, давайте. Отвезу, — весело сказал летчик.
Мозгалевский быстро ушел в палатку к Зацепчику. Через полчаса Зацепчик с чемоданом в руке влез в «шаврушку».
— Была без радости любовь, разлука будет без печали, — громко сказал он и отвернулся от нас.