— Да, ребята, — Тони сокрушенно покачал головой. — Держу пари, что его жена никогда не ломится в запертую дверь, крича: "Выходи, эгоист, папочке нужно бриться!"
Закончив обход дворца, мы в очередной раз наполнили бокалы и вышли на свежий воздух.
— Жрать хотите? — спросил Тони. — Я проголодался, как целая стая бродячих собак.
Мы побрели к одной из гигантских жаровен, где готовили барбекю. Масштабы стряпни впечатляли: вокруг хлопотала целая троица поваров, лица которых при свете полыхающих углей блестели от пота.
Патрик принюхался:
— Эх, какой аромат! Даже ноздри щекочет. Что за божественные яства вы тут сотворили, сеньор?
Польщенный шеф-повар поочередно потыкал ножом в сторону нескольких котлов и вертелов:
— Pinchitos arabes, сеньор… bacalao a la vizcaina… cocido madrileno…
— Что он говорит? Что он говорит? — засуетился Тони.
— У него тут есть сухари, бульонные кубики, консервированная треска в томатном соусе, бобы с тушеной морковью…
— Да! — сказал Тони.
— Что "да"?
— Хочу!
— Что?
— Вот этого замечательного жареного поросеночка — вон он там остывает, под деревом.
Глотая слюнки, мы приблизились к дереву, возле которого жарили на вертеле молочных поросят. Три поджаренные тушки лежали на подносах, окруженных толпой алчущих гостей, которые вытягивали шеи, жадно принюхивались и вообще всячески выражали свою готовность принять немедленное участие в трапезе. Среди этой кучи мы разглядели трех или четырех девах вполне подходящей наружности. Не успели мы к ним приблизиться, как Тони подскочил к симпатичной брюнетке и что-то прошептал ей в самое ухо.
— Наш Тони зря времени не теряет, — завистливо вздохнул я. — Да и обаяния ему не занимать.
— Угу — и нахальства, — добавил Патрик.
— И нахальства тоже, — согласился я. — Ладно, полюбуемся, как ему дадут под зад коленкой.
Однако зад Тони отнюдь не пострадал. Девушка обернулась, наградила его обольстительной улыбкой и чмокнула в щеку. И тут я её узнал. Это была та самая хорошенькая стюардесса, с которой он уговаривался о свидании сразу после прилета в Пальму, в аэропорту. Тони приветливо помахал нам, потом, взяв девушку под руку, куда-то увел. Больше в тот вечер мы его не видели. Лишь три дня спустя он объявился в своей квартире, выглядя примерно на сто четыре года, но страшно довольный собой.
* * *
Оставшись вдвоем, мы с Патриком решили просто понаслаждаться жизнью: гуляли, пили шампанское, снова гуляли, снова пили…
— Расселл, — сказал Патрик, с ловкостью бандерильеро, который вонзает свои дротики в загривок быка, схватив два бокала шипучего напитка с подноса пробегавшего мимо официанта. — Что-то безошибочно подсказывает мне, что с каждой минутой я неотвратимо приближаюсь к состоянию свинского, скотского, чудовищного опьянения. Давай посидим, переведем дух.