— Кто это "мы"?
— Моя подруга Сэлли и я. Она сейчас с Патриком, в соседней комнате. Они ждут нашего сигнала, чтобы войти…
Я проследил за её взглядом и посмотрел на ванну… извиняюсь — на бассейн. Он был наполовину заполнен голубой водой, от которой валил пар. На краю бассейна, на серебряных подносах разместилось множество экзотического вида бутылочек и пузырьков с лосьонами, кремами, солями и Бог знает чем еще. Рядом горделиво красовалась бутылка виски, окруженная четырьмя хрустальными стаканчиками.
Я повернулся к Пах. Она смотрела на меня и покатывалась со смеху.
— Ты имеешь в виду, что мы с тобой…
Она медленно кивнула, все ещё глядя на меня с некоторым изумлением, смешанным с некоторой серьезностью.
— Тебя никогда не купала японка? И не делала тебе массаж?
— Нет, — судорожно сглотнул я.
Она приблизилась ко мне вплотную и взялась за лацканы моего пиджака.
— Обещаю тебе, что ты получишь огромное удовольствие.
Стянув с меня пиджак, она принялась за рубашку.
— Хорошо, — проквакал я.
— Искупав тебя в горячей ванне, — а сначала я тебя тщательно вымою, я вытру тебя насухо, уложу на подушки и начну массировать… Сзади и спереди, сверху и снизу — и не только руками, но и ногами… — Говоря, она стащила с меня брюки… и трусы! — А к тому времени, как я закончу, — она сбросила лифчик, — ты станешь легче воздуха и крепче быка… — О, боже, она избавилась от трусиков! До чего она великолепна! — … и твоя сила для любви с женщиной удесятерится. Пойдем… в бассейн!
Я погрузился в горячую воду и сел; вода доставала мне до шеи. Пах взяла с подноса несколько пузырьков и вылила в воду какие-то удивительно благоухающие жидкости.
— Виски? — спросила она.
— Да… пожалуйста.
Она наполнила стаканы, добавила чуть-чуть содовой и присоединилась ко мне.
— Твое здоровье, — провозгласил я.
Пригубив свой стаканчик, Пах поставила его на край бассейна, взяла огромную пышную губку, пропитала её необыкновенно душистым мылом и, взбив целый холм ароматной пены, подступила ко мне.
— Встань, пожалуйста, — тихо попросила она. — Мы начинаем.
* * *
Домой я приполз в понедельник утром, в десять минут восьмого. Я почти уверен, что я — самый чистый парень в мире. И уж наверняка — самый усталый. Уф, ну и дела.
Зато, как сказал Патрик, когда наконец снова обрел дар речи:
— Поделом тебе, старый развратник. Будешь знать, как лазить в чужой Пах.